(Алексрома) Ромаданов - Оживи покойника

Конечно, в том, что человек с воспалившейся слепой кишкой доставлен в больницу для проведения операции по удалению раздувшегося от мусора аппендикса, нет ничего необычного, но все же это какой-никакой, а случай, нечто такое, что с тобой или твоими друзьями происходит не каждый день, хотя если взять в общем и целом, то таких "происшествий" в одной только Москве случается раз по сто на день. Так что если эта новость и не повергла Федора в замешательство, то он воспринял ее как некий намек на что-то более худшее, имеющее и к нему, Федору Бурщилову, отношение.

"Не слышны в саду даже шорохи-и..." - донеслись из-за стены позывные "Маяка". Федор бросил взгляд на будильник: ровно II вечера. "Интересно, по телеку что-нибудь идет еще?" - подумал он, но сейчас же вспомнил о своем недавнем телевидении и твердо решил не включать телевизор до следующего вечера, а то мало ли что...

Дабы отогнать от себя это неприятное воспоминание, Федор достал с книжной полки "Двенадцать стульев", свою любимую книгу, при помощи которой он обычно легко отвлекался от угрюмой действительности. Вот и на сей раз, лишь прочитав: "В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что...", - Федор выпал из предписанных ему пространственно-временных координат и перенесся в другое измерение - в измерение гробовых дел мастера Безенчука, Ипполита Матвеевича Воробьянинова и других обитателей города N.

Но вот четыре главы позади, завязка уже есть, и все готово к появлению "великого комбинатора"... Но каково же было удивление Федора, когда после слов "в половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми..." в его воображении нарисовался чернобородый тип с глазами цвета свежесколотого антрацита, одетый не в "зеленый в талию", как положено по книге, а в строгий серый костюм. В этом человеке Федор без труда опознал афериста, сулившего ему райскую жизнь в аду. "Тьфу-ты, черт!" - Федор плотно захлопнул книгу.

Его мысли все еще продолжали по инерции вращаться вокруг Ипполита Матвеевича, отца Федора и представшего в неожиданном виде сына турецкоподданного, как вдруг над самым его ухом разразился пронзительный звонок.

3. 28 минут на сборы

Звонок не был похож ни на телефонный, ни на дверной - более всего он походил на школьный. Федор подозрительно посмотрел на будильник - тот молчал. "Что же может так громко звонить?" Федор принялся вращать головой, пытаясь засечь ушами, как локаторами, источник звука, но все напрасно: звенело, казалось, из всех четырех углов комнаты. Федор перешел в свой кабинет-спальню, но и там звон слышался столь же отчетливо; не помогло ему и то, что он закрыл уши ладонями: звонок продолжал верещать с той же силой в самой голове. Федор начал раздражаться. "А ведь это неспроста", - неожиданно для самого себя подумал он и украдкой покосился на зеленые цифры электронного будильника: 23:32. Половина двенадцатого. Без 28 полночь. Он начал как будто что-то понимать, в голове его зашелестели обрывками телеграфной ленты сухие фразы: "... в ноль часов ноль минут... летальный эффект... возможно спускаться... в зимнее время..."

Федор стукнул себя кулаком по лбу: "Остолоп же я! Инструкция!! Одевайтесь в шубу и шапку!!!" Будто подтолкнул его кто коленом под зад, сорвался он с места и бросился к гардеробу. Сердце едва не выпрыгивало из грудной клетки: "А вдруг, на самом деле? Вдруг полечу! А зима ведь... Вчера -14 было, сегодня днем тоже не меньше, а ночью?.. Одевайтесь в шубу!"

Он с такой силой дернул запертую дверцу шкафа, что она открылась без всякого ключа, и принялся спешно срывать с вешалок и хватать с полок первые попавшиеся под руку вещи, чтобы тут же натянуть их на синий спортивный костюм, который он носил зимой дома. Звонок надрывался пуще прежнего, но теперь в нем слышалось Федору не предупреждение, а одобрение. "Безопасность гарантируется на 90 процентов (много это или мало?)... одевайтесь в шубу и шапку!" Нырнув головой в третий по счету шерстяной свитер, натягивая на ходу вторую пару брюк, Федор пропрыгал на одной ноге в прихожую за дубленкой. Он страшно суетился, но от этой деятельной суеты становилось весело, хотя и жутковато. Разобравшись со штанами, он сдернул с вешалки дубленку и... бросил ее на пол. "На всякий случай надо одеть что постарее", - он достал из стенного шкафа телогрейку, которую обычно одевал в походы на овощную базу и "на картошку". Левый рукав этой еще отцовской "фуфайки", как он ее называл, был разодран собакой на базе (за что она тут же была обстреляна свеклой при поддержке Горячина), и из лохматой дыры торчал клок грязной свалявшейся ваты, однако Федора это сейчас не смущало: все равно ночью и на высоте никто не увидит. В довершение всего он натянул на вязаную лыжную шапочку ушанку из рыжей корейской собаки, опустил "уши" и завязал тесемки на бант под самым подбородком.