Александр Рубан: Все имена богини

Шеф тоже никому не мешал, сидел с ногами на столе в своём широченном кресле, попыхивал, прикрыв глаза, своей "беломориной" и даже, кажется, задрёмывал. А потом вдруг уставился на Алексея (как раз когда он развернул картинку из порносайта, чтобы посмотреть, сколько прокачалось и стоит ли сохранять) и потребовал:

- А ну покажи!

Алексей молча повернул к нему свой монитор, изображая лицом брезгливость и скуку.

- Пакость, - прокомментировал увиденное шеф. - И вот это будет в моей рекламе?

- Вряд ли, - сказал Алексей. - Разве что общие контуры, да и то намёком.

Он поспешно повернул монитор обратно к себе экраном, но Тимофей успел заметить скабрезную картинку, и это многое определило в дальнейшем. Глаза Тимофея - острые, жутковато-прозрачные, цепкие - оживились не свойственным ему праздным любопытством, и он зачем-то оглянулся на Линду-Лауру...

- Неужели ты ничего не можешь придумать без голой задницы? - спрашивал между тем Илья Сергеевич.

- Могу, - отвечал Алексей. - Но вам не понравится.

- А ты пробовал?

- Четырежды, Илья Сергеевич. И все четыре варианта вы забраковали.

Шеф промолчал.

- Всё равно пакость, - сказал он наконец. - Что угодно, только не это.

- Стереть? - с показной готовностью спросил Алексей. - Или на всякий случай сохранить?

- Как хочешь. В наше время за хранение порнухи знаешь, что было?

- В ваше время её не столько хранили, сколько подбрасывали при арестах. Порнуху, Библию и Солженицына... Так стереть или нет?

- Сам решай. Ты спец по рекламе, не я.

- Тогда я сохраню. - решил Алексей. - Наши богатенькие клиенты часто и охотно смотрят эти картинки, - объяснил он. - И тем охотнее, чем они пакостнее. В рекламе достаточно дать тончайший намёк, одной-двумя случайными линиями. Якобы случайными. И клиенты будут пялиться в рекламу, сами не понимая, зачем.

- Фрейдист! - сыронизировал шеф.

- Да нет, - возразил Алексей. - Какой я фрейдист. Я спец по рекламе...

На этом практическая дискуссия с начальством была завершена. Алексей сохранил картинку в каталоге с ягодицами и прочими частями тела и уже собирался закрыть каталог, но неслышно подошедший со спины Тимофей Крепкодатый сказал ему в ухо - и даже не сказал, а выдохнул напряжённо и хрипло:

- Подожди... Дай, я ещё раз...

- Неужели ни разу не видел?

- Наоборот... - снова не сказал, а выдохнул Тимофей.

Алексей пожал плечами и вернул картинку на экран.

- Она - шо?.. - спустя две-три секунды продышал Тимофей. - Она сюда фотографируется?

Алексей удивлённо оглянулся. Тимофей Крепкодатый остановившимся прозрачным взглядом смотрел поверх монитора на Серую Мышку.

- Собственно, почему ты так решил? - осторожно спросил Алексей. - Ведь здесь нет лица. И вообще ничего выше пояса.

- Шо мне лицо, если я жопу вижу.

- Ну и что? - удивился Алексей. - Две... гм... задницы могут быть очень похожими друг на друга. Как две задницы. Ты не находишь?

- Не надо, - продышал Тимофей. Очень твёрдо продышал, хотя уже и не так уверенно. - Тут не только жопа. И ноги у всех по-разному растут... Ладно, спрячь... - И он бесшумно сгинул, чтобы спустя мгновение снова объявиться за столом, рядом с мясом и тониками...

* * *

Потом Алексей приходил к Любе домой почти ежедневно, как на работу, не ту работу, за которую платят, а ту, для которой живут. Труднее всего было объяснить это Марте, но Алексей справился. Он почти не соврал, сказав ей, что нашёл студию - далеко, ненадолго и не сказать, чтобы хорошую, зато - даром, и нужно успеть сделать как можно больше, пока не вернулись хозяева... Марта поверила. Она всегда верила ему и верила в него, и считала его настоящим большим художником - в отличие от самого Алексея. Она жадно рассматривала все его эскизы, ища и находя в них признаки гениальности... Она была женщиной, и не просто женщиной, а любящей и любимой, и, к тому же, слабо разбиралась в живописи.

Эскизов было много, очень много, и с каждым днём их становилось всё больше, планшет Алексея распух от испорченной терпеливой бумаги, от бездарностей и банальностей. Он работал как проклятый, но ни одну из работ не мог довести до конца. Каждый раз ему казалось, что вот сейчас получится, ещё чуть-чуть - и не останется никакой загадки. И всегда чего-то не хватало, что-нибудь мешало, что-то было не так. Слишком рано случался закат. Горланили за стенкой пьяные соседи. Пропадал куда-то самый нужный именно в этот момент карандаш. Саму Лизу вдруг вызывали на вахту общежития, к телефону, потому что звонил шеф с очередным своим безотлагательным "ЦУ". Перегорала лампочка...