Александр Щеголев - Раб

- Предупреждаю, я пойду в милицию! Последний раз предупреждаю! Подонки! Господи, какие подонки...

И Холеный встал. Его качало, но он дошел до квартиры. Лишь войдя внутрь, он вспомнил про Люмпа. Впрочем, возвращаться назад было нельзя, потому что снаружи остались пустота и бессмысленность, они рвались вслед бессмысленность выхода и пустота ожидания.

В квартире его встретили боль и тоска. Резь терзала глаза, слишком ярок был свет этого мира. В ушах стоял гул - непомерно громкими оказались здешние звуки. Холеный заглянул в комнату. Призрачный свет телеэкрана освещал жаркое месиво тел. Потные черви - копошились, хихикали, выползали в прихожую. По коридору бродили тени. Прижимаясь к стене, Холеный побрел в кухню - попить водички. Его начинало мутить.

- Ах!.. А я тебя ищу!

"Кто это? Кто? Как ее... Любка. Любище."

- Послушай, ты материалист или идеалист? - томно спросила, блестя заряженными глазками. Зачем ей?

- Какая разница?

- Я о-бо-жаю идеалистов.

"Не трогай меня. Убери руки."

- Я ни тот, ни другой.

- Ну-у, так не бывает!

- Бывает.

"Под комбинезоном - голое тело. Я давно это понял, отпусти меня! Да не липни ты... стерва."

- Тогда кто ты?

- Я грузчик.

Появился Голяк, похлопал глазами и пьяно сказал:

- Ага. С ним. Вот так тусовка.

Бежать, бежать! Холеный, наконец, отцепился, поспешил прочь.

- Вся наша жизнь - тусовка, - философски подметил Голяк.

- Ты вонючка, - улыбнулась дама вслед.

Из кухни кто-то выходил. Двое.

- Хамло! Ты знаешь, что девочек надо пропускать?

- Девочек или шлюх?

Рассыпчатый смех.

В кухне предавались интеллектуальным играм. Некто в тельняшке, взгромоздившись босыми ногами на стол, декламировал. Аудитория разлеглась прямо на полу.

- Что может быть радостнее труда: труд нам приносит деньги. Что может быть благороднее денег: на деньгах покоится общество. Что может быть низменнее денег: на них купили наши души. Что может быть отвратительнее труда: он создал таких ублюдков, как мы.

- Слезай к нам, умник, - лениво предложили снизу. - Отциклюем паркет твоими афоризмами.

- Что может быть ничтожнее наших мыслишек! - возвысив голос, закончил поэт.

О чем они говорили? Какой паркет? На кухне был постелен линолеум...

Холеный спрятался в ванной. Это помещение неожиданно оказалось пустым. Теперь он заперся сам, изнутри. Устроился на обсиженном краю ванны и только тут задался вопросом: почему Келья не приняла Люмпа? Какая беда помешала этому?

Думать было трудно. Чудовищное предположение раздирало мозг. Что, если Келья отвергла не Люмпа? Что, если?...

Нет. Нет. Невозможно.

Книга, - взывал человек, - не оставляй меня! Верни слова Твои! Подскажи, как поступить?

Дальше было так. Безотчетно поддавшись внезапному желанию, он сполз с ванны и начал медленно раздеваться. Он действовал, словно сомнабула. Раздевшись, залез под душ и пустил воду. "Я не грязен, - глухо шептал человек. - Неправда. Неправда."

ПОНИМАНИЕ

Я обязан поделиться им с вами.

Я обязан рассказать о пути, которым достиг его.

К тому моменту, когда Келья открылась мне, я был уже вполне взрослым человеком, можно сказать - не мальчиком. Это бесспорно. Я имел суждения по любым вопросам, и, как мне казалось, ничто их не могло сдвинуть с места. Я имел непоколебимое самомнение. Однако пребывание в Келье, и в особенности период прозрения, начисто вымели из головы моей все предшествующее. Как это случилось? С наслаждением повторяюсь - не знаю, не помню. В результате я снова разложил мнения по полочкам, снова заболел уверенностью в себе самом, и понадобилось новое падение в грязь, чтобы убедиться в собственном ничтожестве. И в первом, и во втором случае я считал себя хорошим и правильным. Нет, нет, не так! Я считал себя лучше других. А на самом деле я был и остаюсь...

Впрочем, стоп. Не надо отвлекаться. Сегодня, когда опять я окунаю перо в кровь свою... прости... прости за приторную пошлость... когда решился продолжить жизнеописание Здесь - на Твоих страницах! - итак, сегодня я хочу рассказать о мгновениях Понимания. А бестолковое метание мыслей, одолевающее голову, лишь мешает стройности изложения.

Те сияющие мгновения осветили мою жизнь не сразу. Да, я прозревал. Я излечивался. Да, безумие освободило мой разум. Но Понимание отнюдь не явилось логическим итогом этого чуда! Понимание само по себе было чудом. Суть его рвется сейчас из меня, требует немедленного выхода на бумагу, но я удержусь в рамках связного рассказа и начну, пожалуй, с другого.