Касс Морган - Сотня

Если он скажет это достаточное количество раз, возможно, он начнет верить в это сам.

Он почти пропустил концерт этого года. Это всегда было его любимым мероприятием, только на один вечер музыкальные реликвии были вынуты из их бескислородных камер хранения. Наблюдение за исполнителями, которые проводили большую часть своего времени, практикуясь на симуляторах, извлекающих ноты и аккорды из реликвий, это как быть свидетелем воскрешения. Вырезанные и изготовленные руками давно умерших, единственные инструменты, оставшиеся во Вселенной, производящие те же мелодии, что разносились по концертным залам разрушенной цивилизации. Один раз в год Эдем Холл наполнялся музыкой, которая пережила пребывание людей на Земле.

Но как только Уэллс вошел в зал, большую, овальную комнату ограниченную панорамным окном, горе, которое было внутри него и дрейфовало по всему его телу в течение последней недели, укрепилось в животе. Обычно он находил этот вид невероятно красивым, но в ту ночь сверкающие звезды, которые окружали окутанную облаками Землю, напомнили ему свечи накануне праздника. Его мать любила музыку.

Здесь была толпа, как обычно, большинство из Феникса, толпа вокруг взволнованно гудела. Многие женщины были готовы представить новые платья, дорогие и умопомрачительные, в зависимости от того какие текстильные отходы смогли найти на Рынке. Он сделал несколько шагов, тем самым отправив рябь из шепотков и понимающих взглядов сквозь толпу.

Уэллс попытался сосредоточиться на передней части комнаты, где музыканты собирались под деревом в честь которых был назван Эдем Холл. Была легенда, что дерево чудом выжило после сжигания в Северной Америке и было принесено на Феникс прямо до Эвакуации. Теперь оно выросло до самого верха залы, его тонкие ветки протягивались более, чем на десять метров в каждую сторону, создавая крону листьев, которые частично скрыли исполнителей с вуалью зеленого оттенка.

— Это сын канцлера? - спросила женщина сзади. К уже горящим щекам его прихлынула новая волна жара. Он так никогда и не смог привыкнуть к переоценкам и любопытным взглядам, которые хвостом кометы тянулись за ним. Но сегодня это было особенно невыносимо.

Он повернулся и пошел к двери, но замер, чья-то рука схватила его. Он развернулся и увидел Кларк, которая смотрела на него насмешливым взглядом.

— Куда ты уходишь?

Уэллс мрачно улыбнулся.

— Оказывается, я не в настроении слушать музыку.

Кларк смотрела на него, а потом взяла его руку в свою.

— Останься. Для меня, — она повела его к двум свободным местам в заднем ряду. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что мы слушаем.

Уэллс вздохнул, когда сел рядом с Кларк.

— Я уже сказал тебе, что они исполняли Баха, — сказал он, бросая тоскливый взгляд на дверь.

— Ты знаешь, что я имею ввиду. — Кларк соединила свои пальцы с его. — Этот жест, тот жест. — Она усмехнулась. — Кроме того, я всегда хлопала в самое неподходящее время.

Уэллс сжал ее руку.

Не было никакой необходимости в представлении или объявлении. С того момента как первая нота вырвалась вперед, толпа замолчала, скрипач рассек болтовню, как только смычок пронесся по струнам. Затем присоединилась виолончель, последовав за кларнетом. Сегодня не было барабанов, но это не имело никакого значения. Уэллс практически слышал стук двухсот сердец, бьющихся в такт музыке.

— Именно так я всегда и представлял закат. - прошептал Уэллс. Фраза вырвалась у него прежде, чем он успел ее додумать, и он приготовился увидеть закатанные глаза, или, по крайней мере, недоуменный взгляд.

Но музыка также заколдовала Кларк.

— Я хотела бы увидеть закат, — пробормотала она, положив голову ему на плечо.

Уэллс рассеянно провел рукой по ее шелковистым волосам.

— Мне бы очень хотелось увидеть закат с тобой, — он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Что ты будешь делать в семьдесят пять лет? — прошептал он.

— Чистить мои зубные протезы, — сказала Кларк с улыбкой.

— Почему?

— Потому что у меня есть идея для нашего первого свидания на Земле.

Свет начал исчезать, а костер — мелькать на лицах людей, стоящих вокруг Уэллса.

— Я знаю, все это кажется странным и пугающим и, да, несправедливым, но мы здесь не просто так, — сказал он толпе. — Если мы выживем, каждый выживет.

Около ста голов повернулись к нему, и на мгновение, он думал, что, возможно, его слова раскололи твердые слои неповиновения и невежества. Но тогда новый голос врезался в тишине.