Валерий Генкин - Сшит колпак

Ол-Катапо и егерь-секретарь дрогнули и изменили форму. Контуры фигур расплывались, втягивались в дымный шлейф.

— Куда они? — спросил Дмитрий.

— К себе, в прошлое, — сказал садовник.

— А этот… Олсо? Что с ним стало? — спросил Дмитрий.

— Так и умер, оболганный и оплеванный, — тихо сказал поэт.

— И что было потом?

— Олсо оказался прав, — ответил садовник, — хотя и не совсем. Народ только раскачивался, а егерь-секретарь, его адъютант и два министра задушили отца-указателя. Маленький босой труп вынесли ночью в ящике и пустили в подземный ручей. А на следующий день в пышных слезах похоронили куклу. Позже над склепом построили сверкающий пантеон.

— Я не видел его, — сказал Дмитрий.

— Пантеон снесли. Он стоял чуть южнее Главного колпака. На этом месте был развернут штаб обеспечения порядка среди идущих к единению. А теперь там пустырь.

Садовник поплыл, клубясь. Дмитрий хотел схватить его за руку, но почувствовал, как кто-то толкает его в бок. Все сильнее.

— Очнись, — говорил Дамианидис. — Борис опять проиграл.

В ленивом посапывании Нуса Евгению чудилась издевка. «Ох-ох-о-о, — казалось, говорил Нус, — скучную возню мы с вами затяли». Борис проиграл пять партий.

— Что делать, Дима? — тормошил Родчина Дамианидис. — Если он не выиграет хотя бы раз, куковать нам здесь вечность, Борису без штанов, мне без приличного пряжма.

— Пряжмо? Это что? — Дмитрий тряс головой, гоня остаток наваждения.

— Брашно, шамовка, жратва. Дима, это очень серьезно.

— А-а-а. Ну тогда я распоряжусь, чтоб он выиграл, — Дмитрий попробовал взять прежний тон. — Слышишь, Борис. — Он приподнялся, сел, одернул рубаху. — Изволь выиграть, Евгений есть хочет.

— Будет сделано, — мрачно отозвался Игельник. — Так начнем?

— Будете играть еще? — удивился Нус.

— Буду.

— Что ж, я люблю выигрывать.

В девятой партии Игельник одержал победу. Совершенно неожиданно. Молниеносная комбинация пронзила мозг. Вперед был брошен пеший отряд на фланге, последовал стремительный прорыв стражника на ейле. Фигуры противника сгрудились в бесформенную толпу и в самую их гущу смертельным уколом полузамкнутой восьмерки ворвался ластиф Игельника.

Потрясенный Нус молчал. Борис вздохнул. Евгений и Дмитрий, еще не поняв толком случившегося, взволнованно переглядывались.

— Сыграем еще? — предложил кивала, выдержав паузу.

— Сыграем, — Борис кашлянул и осторожно добавил: — но может быть в шахматы?

— В шахматы? Минуту, мне надо поразмыслить, во что разворачивается перечень этих инструкций. Так, так. Что ж, я готов.

Из глубины зала приковылял еще один кивала. На вытянутых руках он нес раскрытую доску с четырьмя рядами резных фигур темно-зеленого и бледно-желтого цвета, смутно напоминавших Игельнику домашние шахматы, в которые он играл в детстве.

— Только одно условие. — Борис взялся за пешку. — Игра имеет смысл, когда побеждает тот, кто лучше играет, а не демонстрирует телепатические способности. Вы можете читать мои мысли, а потому все комбинации, мною задуманные, окажутся никчемными. Не хочу, чтобы в моем мозгу жил соглядатай. Обещайте, что не будете пользоваться этим преимуществом.

— Я не пользовался им во время игры в тун.

— Только в последней партии.

Нус молчал.

— Вы принимаете мое условие? — спросил Борис.

— Ха! Я и так тебя разгромлю, мальчишка! — Кивала жестом отпустил своего двойника, принесшего шахматы.

— Смотри-ка, — оживился Дамианидис. — Проиграв, он перешел на «ты».

— Когда я проиграю в шахматы, я позволю себе такую же вольность, — сказал Игельник.

— Что ж, я за короткие отношения, — отозвался Нус. — Начинаем.

— Дима, ты будешь следить за игрой? — спросил Борис.

— Нет. Наш хозяин сигнализирует мне, что пора глотать очередной шарик. Желаю победы. До встречи — мне есть что рассказать. — Родчин скрылся в лиловом углу.

Борис двинул ферзевую пешку на два поля.

К двадцатому ходу партия была выиграна белыми — это не оставляло сомнений даже у Дамианидиса, который в последний раз брался за фигуры в битве с дядей Самсония шестнадцать лет тому назад. Но Нус продолжал бороться. Он размышлял над каждым ходом все дольше. Когда мат стал очевиден, он задумался минут на сорок.

— Эй! — не выдержал Евгений. — Зря теряем время. Все ясно. Это вам не двойной тун.

Кивала молчал и сопел.

— Условия, конечно, опять несправедливы, — заговорил Борис. — На этот раз в отношении другой стороны. Вы в шахматах новичок. И для новичка ваш уровень поразительно высок.