Шум не может разбудить Древнейшего: только физическое нападение или прямое обращение. Самое раздражающее в этом шуме, что он обращен не к нему, хотя отчасти и к нему. Происходил спор; несколько испуганных голосов требовали, чтобы его немедленно разбудили, несколько еще более испуганных умоляли не делать этого.
А это неправильно. Полмиллиона лет Древнейший обучал своих детей манерам. Если в нем есть необходимость, к нему нужно обратиться. Его нельзя будить по пустякам, нельзя будить случайно. Особенно сейчас. Особенно когда каждое пробуждение создает дополнительное напряжение для его древнего тела, и он уже видит время, когда совсем не сможет проснуться.
Раздражающий гам не прекращался.
Древнейший призвал свои внешние сенсоры и посмотрел на детей. Почему их здесь так мало? Почему половина лежит на полу, очевидно, спит?
Он с трудом активировал коммуникационную систему и заговорил; «Что случилось?»
Когда они, дрожа, начали отвечать и он понял, что они говорят, сразу вспыхнуло множество разноцветных полос. Самка не поймана. Младшая самка и мальчик тоже сбежали. Больше двадцать детей найдены в глубоком сне, а десятки других, отправившиеся на поиски, не вернулись.
Происходит что-то ужасающе неправильное.
Даже в самом конце своей полезной жизни Древнейший оставался превосходной машиной. В его распоряжении были редко используемые ресурсы, силы, которые он не призывал сотни тысяч лет. Он приподнялся, возвышаясь над детьми, и углубился в свои древнейшие воспоминания, в поисках знания и руководства. На передней плите, между выступающими визуальными рецепторами, две полированные голубые кнопки начали глухо гудеть, а над его корпусом мелкая тарелка засветилась слабым фиолетовым светом. Тысячи лет Древнейший не использовал свои наиболее карательные эффекторы, но по мере поступления информации он начал осознавать, что время для этого настало. Он просмотрел все записанные личности, даже Генриетта была открыта перед ним. Он узнал, о чем спрашивали те, кто вмешивается в его дела, и что она им ответила. Он понял (а Генриетта не поняла) значение оружия, которым размахивал Робин Броудхед: в его глубочайших воспоминаниях, воспоминаниях того периода, когда он еще состоял из плоти и крови, было такое — об оружии, которое погружало его собственных предков в сон. Очевидно, это такое же.
Неприятность такого масштаба ему еще не встречалась, и он не знал, как с ней справиться. Если бы он мог добраться до них… Но он не может. Его громоздкий корпус не может продвигаться по коридорам артефакта, только по золотым; его оружие, готовое уничтожать, не имеет цели. Дети? Да, возможно. Возможно, они сумеют выследить и одолеть пришельцев; во всяком случае стоит попытаться, и он приказал тем немногим, что еще его окружали. Но в рациональном механическом сознании Древнейшего расчетные способности не пострадали. Он хорошо понимал вероятность успеха. Она была невелика.
Вопрос в том, угрожает ли что-нибудь его великому плану.
Ответ: да. Но тут он по крайней мере кое-что может сделать. Сердцем плана является то место, откуда контролируется движение артефакта. Это нервный центр всего сооружения. Именно отсюда он недавно предпринял шаги для завершения своего плана.
Не успев окончательно принять решение, он уже начал действовать. Большой металлический корпус повернулся, потом покатился по веретену в широкий коридор, который вел к пункту управления. Там он будет в безопасности. Пусть приходят, если захотят! Оружие готово. Напряжение сказывалось, он двигался медленно и неуверенно, но энергии еще достаточно. Он закроется, и пусть тогда эти создания из плоти и крови попробуют…
Он остановился. Перед ним одна из машин, залечивающих стены, была не на месте. Она стояла в центре коридора, а за ней…
Если бы он был чуть меньше истощен, на долю секунды быстрее… Но нет. Его охватил жар машины. Он ослеп, оглох. Чувствовал, как прожигает его корпус, как тают и расплавляются двигательные цилиндры.
Древнейший не знал, что такое боль. Он не знал, что такое печаль и тоска. Он потерпел поражение.
Создания из плоти и крови захватили его артефакт, и его планы навсегда кончились.
Меня зовут Робин Броудхед, и я самый богатый человек Солнечной системы. Второй по богатству — старина Боувер, и был бы еще ближе ко мне, если бы не потратил половину своих денег на преобразование лачуг и еще на прочесывание дюйм за дюймом всего трансплутонового пространства в поисках корабля с тем, что осталось от его жены Триш. (Не могу представить себе, что он будет с ней делать, если найдет). Выжившие Хертеры-Холлы тоже ужасно богаты. Это очень хорошо, особенно для Вэна и Джанин, которым еще предстоит разобраться в своих сложных отношениях в сложном негостеприимном мире. Моя жена Эсси вполне здорова. Я ее люблю. Когда я умру, то есть когда Полная медицина не сможет больше латать меня, я использую свой план, направленный на кое-кого другого, кого я тоже люблю, и это удовлетворяет меня. Почти все удовлетворяет меня. Единственное исключение — мой научный советник Альберт, который все пытается объяснить мне принцип Маха.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу