Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

Я гораздо лучше себя чувствую, чем тебе кажется, Робин, дорогой.

— Ты выглядишь прекрасно. Лучше невозможно, — ответил я. Должно быть, я улыбался, потому что она нахмурилась.

— Ты смеешься над сексуально возбужденной женой?

— О, нет! Вовсе нет! — ответил я, обнимая ее. — Просто я еще совсем недавно удивлялся, почему кто-то хочет жить, как я. Теперь я знаю.

Ну, что ж. Мы занимались любовью медленно и осторожно, а потом, когда я убедился, что она не ломается, еще раз, энергичнее и более страстно. Потом съели почти всю пищу, стоявшую на столе, и валялись, подталкивая друг друга, пока снова не занялись любовью. Потом мы подремали, протерли друг друга губкой, и Эсси сказала, уткнувшись мне в шею: «Весьма впечатляюще для старого козла, Робин. Было бы неплохо и для семнадцатилетнего».

Я потянулся, зевнул и потерся спиной о ее живот и груди. «Ты очень быстро пришла в себя», — заметил я.

Она не ответила, только потерлась носом о мою шею. Есть что-то вроде радара, что-то невидимое и неощутимое, говорящее мне правду. Я полежал немного, отделился от нее и сел. «Дорогая Эсси, — спросил я, — о чем ты мне не рассказала?»

Она лежала в моих объятиях, лицом прижимаясь к ребрам. «О чем?» — невинно спросила она.

— Давай, Эсси. — Когда она не ответила, я сказал: — Поднять Вильму из постели, чтобы она мне рассказала?

Она зевнула и села. Зевок был фальшивым: в глазах ее и следа сна не было. «Вильма очень консервативна, — ответила она, пожимая плечами. — Есть средства, которые ускоряют заживление, кортикостероиды и прочее. Она не хотела давать их мне. С их приемом связан некоторый риск, и действие может проявиться через много лет. Но тогда Полная медицина, я уверена, со всем справится. Поэтому я настояла. Она очень рассердилась».

— Последствия? Ты имеешь в виду лейкемию?

— Может быть. Но не обязательно. И, конечно, очень не скоро.

Я, обнаженный, сел на край кровати, чтобы лучше ее видеть. «Эсси, почему?»

Она просунула пальцы под свои длинные волосы и отвела их с лица, чтобы ответить на мой взгляд. «Потому что я торопилась, — ответила она. — Потому что в конце концов тебе нужна здоровая жена. Потому что очень неудобно писать в катетер, не говоря уже о том, что это неэстетично. Потому что мне нужно было принимать решение, и я его приняла. — Она отбросила простыню и легла на спину. — Посмотри на меня, Робин, — пригласила она. — Нет даже шрамов! А внутри, под кожей, все функционирует нормально. Я могу есть, переваривать пищу, извергать отходы, могу любить, могу зачать ребенка, если мы захотим. И не на следующий год. Прямо сейчас».

Я замерз, встал, дал Эсси ее одежду, надел свою. На столе еще оставалось немного кофе. Горячего. «Мне тоже», — сказала Эсси, когда я наливал.

— Может, тебе лучше отдохнуть?

— Когда я устану, — практично ответила она, — ты об этом узнаешь, потому что я отвернусь и усну. Мы давно с тобой не были вместе, Робин. Я наслаждаюсь.

Она взяла чашку и, делая глотки, смотрела на меня через ее край. «А ты нет».

— Неправда! — Я говорил искренне. Но честность заставила добавить: — Иногда я сам себя удивляю, Эсси. Почему, когда ты доказываешь мне свою любовь, я испытываю чувство вины?

Она поставила свою чашку и легла. «Хочешь рассказать мне об этом, дорогой Робин?»

— Только что рассказал, — ответил я. И добавил: — Вероятно, мне следует вызвать старину Зигфрида и поговорить с ним.

— Он всегда на месте, — ответила она.

— Гм. С ним стоит только начать, Бог знает когда кончишь. Ну, это не та программа, с которой я бы хотел поговорить. Так много происходит, Эсси! И все происходит без меня. Я чувствую себя оставшимся за бортом.

— Да, — ответила она, — я знаю, что ты испытываешь. Хочешь что-нибудь предпринять, чтобы не быть оставшимся?

— Гм… может быть, — ответил я. — Относительно Пейтера Хертера, например. Мне пришла в голову мысль, которую я хотел бы обсудить с Альбертом Эйнштейном.

Она кивнула. «Очень хорошо, можно этим сейчас заняться. — Она села на край постели. — Дай мне мои туфли, пожалуйста. Давай займемся немедленно».

— Теперь? Но уже поздно. Ты не должна…

— Робин, — мягко сказала она, — я разговаривала с Зигфридом. Это хорошая программа, хоть и не я ее написала. Она говорит, что ты хороший человек, Робин, хорошо адаптируешься, ты великодушен, и все это я могу подтвердить и добавить, что ты прекрасный любовник и с тобой очень интересно. Пошли в кабинет. — Она взяла меня за руку, и мы прошли в большую комнату, выходящую на Таппаново море, и сели у моей консоли на удобное сидение. — Однако, — продолжала она, — Зигфрид говорит, что у тебя большой талант к изобретению причин, чтобы не делать кое-что. Я помогу тебе. Дайте город Лолимат . — Теперь она говорила не со мной, а с консолью, которая тут же осветилась огнями.