Александр Силецкий - Маски

Черт с ней, решил я, обойдусь и так. Ведь не прогонят же теперь!..

Все протекало, как обычно: по праздничному залу расхаживали дамы и кавалеры с лицами, упрятанными в самые немыслимые маски. Им было хорошо никто не узнавал друг друга, и это ободряло всех, придавая должную уверенность в себе.

Играла ненавязчивая музыка, взрывались хлопушки, змейками взбегали огни по разряженной елке, но настоящего веселья все-таки не получалось приглашенные просто с удовольствием отдыхали друг от друга.

Лотом все сели за длинные столы и долго смотрели на разные кушанья, расставленные на белых скатертях.

Ровно в двенадцать все встали и подняли бокалы с шампанским, чокнулись и сели на место, и снова долго и тоскливо смотрели на разные кушанья, аппетитно расставленные на белых скатертях, и глотали слюнки, и делали вид, будто им ничего не хочется...

Условия бала требовали: в течение вечера никто, ни на одну минуту, не смеет остаться без маски - уж коли маскарад, так до конца! Пока под конкурсом не подведут черту...

И все сидели за столом - и тихо мучались, блестя голодными глазами...

А я меж делом уплетал и пил вовсю - у меня-то ведь маски не было...

После пиршества в программе значились танцы.

Гости несколько взбодрились, вновь повеселели, но ненадолго - есть все-таки хотелось.

И я заметил, как один за другим приглашенные стали исчезать в туалетных комнатах, держа под мышками объемистые свертки, а возвращались уже без них.

Это выглядело комичным, даже больше того - совершенно нелепым, и я засмеялся, громко, на весь зал, но никто меня не поддержал.

Так Она нашла меня.

Она узнала меня по голосу.

- Здравствуй, - сказала Она, подходя ко мне. - С Новым годом! Какой ты сегодня странный...

- С Новым годом, привет, - ответил я, улыбаясь, а сам весь невольно напрягся: ну вот, начинается!.. - Чем же я, по-твоему, странный?

- Маска. У тебя удивительная маска. Где ты купил такую?

- Нигде. Потом расскажу. Давай потанцуем. Мы принялись ритмично шаркать.

Она нежно прижималась ко мне, красивая даже в своей уродливой маске, и мне было с ней хорошо и покойно...

Неожиданно загремел гонг, и тогда, взгромоздившись на один из столов, распорядитель вечера громко закричал, хлопая в ладоши:

- Все сюда! Все, все! Объявляем результат конкурса масок!

Жюри определило победителя! Вот он! И я внезапно с ужасом увидел нацеленный на меня холеный палец.

Я хотел возмутиться, как-то отвести все подозренья, заявить в конце концов, что у меня нет маски вообще, но ноги мои приросли к полу, и язык во рту онемел.

Я лишь беспомощно стоял и смотрел, как ко мне приближается торжественная процессия, как меня окружают смеющиеся люди и в мои руки вкладывают приз маску лопоухого толстяка с плотоядной улыбкой.

Потом все ушли заниматься своими делами и тотчас словно бы забыли обо мне.

Я остался один, зажимая в ладонях дурацкую маску.

- Милый, что с тобой? - встревоженно спросила Она. - Тебе нехорошо?

- Да, - кивнул я, - нехорошо.

- Ой, - вдруг отшатнулась она от меня, - твоя маска движется. Та, что на лице... Она как живая!

- Маска, да? Какая, к черту, маска?! - заорал я, теряя всякий контроль над собой. У меня нет ее. Понимаешь - нет! У меня больше нет лица!

- Но... как же так? - прошептала Она. - Если это - не маска, то что же тогда? - И Она провела кончиками пальцев по моей щеке.

- А что ты видишь? - спросил я, понимая с ужасом, какой последует ответ.

И Она начала перечислять.

И каждое ее слово было подобно удару кнута, которым секли - нет, не меня. Мою душу.

Каждое ее слово было подобно взрыву бомбы, которая выжигает, потребляет все внутри.

Я понял, что мне нет спасенья, что я весь на виду, и каждый отныне может доставить мне неизмеримую боль, достаточно ему только всмотреться в мое лицо и завести разговор о том, что он видит...

Да, лица, привычного, прежнего, больше не было, но было другое лицо, обращенное всегда внутрь - Я САМ, моя натура, скрытая прежде под маской обыденного лица, - и когда я предстал перед всеми таким, каков я в своем естестве, никто меня не узнал, даже больше того, я сам не узнал себя, не признал, не разглядел.

Теперь на моем лице было все: и мои тайные мысли, и желания, и пороки, и таланты, и любовь, и неверие - словом, все, что представляет сущность человека, от которой он сам порой бежит.

Своим любопытным взором девушка проникла в мой внутренний мир, по злой иронии судьбы ставший внешним, и называла деталь за деталью, и я мучился как будто при всех с меня сдирали кожу...