Александр Силецкий - Скворечник

Силецкий Александр Валентинович

Скворечник

Дебри кончились. Бэр Лактион, устало приминая траву, вышел на опушку. Прямо из-под ног с протяжным криком выпорхнула птица. После ливня все вокруг сверкало, распрямлялось, словно вырастая на глазах. С листвы деревьев, что остались за спиной, с хрустящим звоном падали на землю капли. Тучи уходили. Солнце из полуденных высот сияло мощно, ровно и пекло нещадно. Мир вокруг, умытый и как будто иззолоченный открывшимся светилом, пел, гудел, жужжал на мириады голосов. Вот благодать-то! А еще какой-то час назад Бэр Лактион сидел, спиной прижавшись к мшистому стволу, до нитки мокрый, злой, усталый, и молил богов, чтоб этот окаянный ливень прекратился наконец, чтоб мрак ушел, чтоб сырость, от которой беспрестанно бил жестокий кашель, сгинула к чертям, навек, и можно было продолжать свой путь. Недолго уж идти: до звездолета, если по прямой, - часа четыре, самое большое. "Ты дурак, Бэр Лактион, - сказал он сам себе тогда. - С твоим-то опытом, в твои-то годы... Ведь и так понятно, видно за версту: жизнь на планете есть, отличнейшая жизнь, а разума вот - нет. И не было. И, как знать, может, и не будет... Нет следов. Пятнадцать экспедиций до тебя планету прочесали вдоль и поперек. Все ясно. Так чего же ты поперся в эти дебри, заблудился под конец, чуть не пропал?! Зачем? Ей-богу, как мальчишка... Ты же ас, экстрапилот, Бэр Лактион! Неужто старость незаметно подкатила? Нет уж, знаешь, рановато". Так, рассуждая сам с собой, он вышел на опушку, огляделся и... внезапно замер. Чуть поодаль, на открытом месте, возвышалось исполинского размера дерево, немного походившее не то на корабельную сосну, не то на древнюю секвойю. Мощный и шершавый, тронутый лишайниками ствол кончался наверху ветвями с листьями, как длинные кинжалы, - на ветру они тихонечко звенели, и протяжный этот звук тревожил, непонятно почему. Таких деревьев на планете он встречал немало. Впрочем, не размеры дерева заставили Бэр Лактиона замереть в благоговейном изумленье, нет! Он заприметил нечто, отчего на миг себя почувствовал нехорошо. "Не может быть!" - твердил рассудок. "Да ведь вот, перед тобой", - с усмешкой возражали широко раскрытые глаза. Там, наверху, под толстыми корявыми ветвями, на стволе висел... скворечник. Самый заурядный. Разве что размерами побольше всех своих земных собратьев... "Это ж надо, - с горечью мелькнуло в голове Бэр Лактио-на, - неужели брежу? Вот и доигрался..." Но приборы в ранце за спиною тотчас подтвердили все в порядке - есть скворечник. Не галлюцинация, не бред. Тогда откуда, для чего? И - главное: кто тут его повесил? Ведь скворечник на Земле не птичка себе строит, это, так сказать, прерогатива "хомо", да еще такого, кто чего-то там соображает... Перво-наперво Бэр Лактион перепутался. И понять его нетрудно. Все пятнадцать прежних экспедиций утверждали: на планете разумом не пахнет, хищники, конечно, есть, но если б только хищность и была единственным критерием!.. И вот теперь... Так что же, вышла грандиозная ошибка? Ничего себе!.. Бэр Лактион тревожно огляделся. Всюду - дикая природа, ни намека... А скворечник - вон, висит. Такой весь аккуратный, крепкий, ладный. Сумасшедшая загадка! По своей натуре и по воспитанию Бэр Лактион был в лучшем смысле изыскатель и педант. Хоть и с заскоками, конечно. Впрочем, все ученые, способные на новые открытия, - немножечко такие. Словом, долго рассуждать Бэр Лактион не стал. Надев поверх ботинок вакуум-присоски, он деловито принялся карабкаться наверх, резонно положив: уж если что и может проясниться, то, несомненно, там, в скворечнике, а не на травке, у подножия ствола. Скворечник был большой и очень чистый. Много света и на удивление уютно и тепло. Бэр Лактион устал, карабкаясь сюда, и потому как должное воспринял, что в углу скворечника стояло кресло, мягкое, удобное и прямо-таки завлекавшее в свои объятия. Бэр Лактион немного посидел, вздремнул, а после понял, что проголодался. И тогда с немалым удовлетворением отметил: подле кресла стоит стол, а на столе - хорошая еда и доброе питье. Бэр Лактион со вкусом пообедал, выкурил недурную сигару, оказавшуюся здесь же, рядом с вазой, где лежали фрукты, и еще немножечко соснул. Проснувшись, он увидел, что на улице стемнело, и как раз над головой зажегся неназойливый торшер, а в мраморном камине, расположенном в стене напротив, беззаботно запылали толстые поленья, с тихим треском рассыпая золотые искры. "Что ж, - сказал себе Бэр Лактион, - здесь в общем-то неплохо.