Александр Студитский - Ущелье Батырлар-Джол

- Но почему? Что дает вам право так относиться к его работе?

Она порывисто повернулась к Петренко.

- Рассуждение здесь очень простое, - ответил Петренко спокойно. Основные группы каучуконосов в настоящее время хорошо изучены. Любая находка будет относиться либо к одной, либо к другой группе. Из всех этих групп только одуванчики, к которым относится и кок-сагыз, пригодны для массового воспроизводства. С ними-то и нужно работать, переводя их из дикого состояния в культурное. А если найдется новый каучуконос, более продуктивный, но непригодный для культуры, то оправдает ли он труд по его окультивированию - бабушка надвое сказала. Проще говоря, лучше синицу в руки, чем журавля в небе...

- Бросьте, Григорий Степанович, просто вы боитесь нового, вам страшно покинуть ваше привычное место, менять хорошо освоенные методы... А ну вас!

Девушка забрала охапку растений со стола и, не глядя на Петренко, вышла из лаборатории. Звонкий стук босоножек прозвучал по коридору, хлопнула дверь - все стихло.

Петренко смотрел на то место, где только что стояла Женя, со смешным выражением досады и восхищения. Уголки его губ дрожали от сдерживаемого смеха. Так молча он стоял, пока не затихли ее шаги за дверью. Улыбка на его губах исчезла. Он вздохнул, покачал головой и сел за свой стол к микроскопу.

Но работа явно не ладилась. Он часто приподнимал голову, прислушивался. Наконец встал, закрыл микроскоп колпаком. Медленно набил табаком трубку. Зажег спичку, но не закурил, - спичка погасла в его руке. Он машинально бросил ее в пепельницу.

- А ведь она его любит, - сказал он наконец в глубоком раздумье. - Что ж, этого следовало ожидать.

3.

ДОРОГА до станции отняла почти двое суток.

Павел Березов проявил себя энергичным и расторопным руководителем поездки. Да и передвигаться оказалось легче, чем предполагал Борис. Он был в этих местах еще во время войны и запомнил все трудности передвижения, начиная с нехватки машин и вьючных лошадей и кончая низкой квалификацией шоферов... Теперь все было иначе. До Рыбачьего их доставил великолепный многоместный автобус, совершавший регулярные ежедневные рейсы. Далее они устроились на машине Академии наук, отправлявшей груз в Тянь-шаньскую базу. Трудной была только вьючная тропа через перевал, где передвигаться можно было только верхом на лошадях. Но Павел нашел в поселке знакомых людей, договорился о лошадях, и к вечеру второго дня путешествия их отряд остановился в ущелье Кыз-Булак среди необозримых стад курдючных овец.

Косматые собаки, захлебываясь истерическим лаем, бросились под ноги лошадям. Из юрты вышел старый киргиз в полосатом халате, подпоясанном красным платком, и отогнал собак. В сумраке неожиданно быстро опустившейся ночи пергаментно-смуглое лицо старика под пушистой лисьей шапкой казалось совсем черным.

- Он? - тихо спросил Борис.

Павел кивнул головой и сошел с лошади. Борис последовал его примеру.

Было холодно, как всегда в горах после захода солнца. У входа в юрту трещал дымный костер, над которым висел огромный закопченный котел. Старик сел на корточки перед огнем, протягивая к языкам пламени сухие, с синими жилами, темные руки.

- Салам, карыя', - сказал Павел подходя к костру.

- Салам, - ответил с достоинством старик, поднимаясь навстречу гостям. - Здравствуй, Павел.

Из юрты выглянула голова с темными припухшими глазами, блеснувшими детским любопытством.

- Внук. Мемире, - кивнул старик в сторону появившейся головы, которая сейчас же скрылась.

- Товарищ мой, Борис Карцев, - сказал Павел, отступая на шаг, чтобы его спутник был виден старику при мерцающем свете костра.

- Здравствуй, Борис, - с тем же выражением глубокого достоинства протянул руку старик. - Павла друг - мой друг.

Борис и Павел сели на корточки перед огнем. Их молчаливый спутник занялся лошадьми, спутывая им ноги.

- На станцию идешь? - спросил старик, выдержав небольшую паузу.

- Да. А завтра опять к тебе. Пойдем туда...

Павел махнул рукой на восток. Борис внимательно смотрел на старика.

Тот ответил не сразу. Его узкие глаза совсем скрылись под опустившимися щетинами бровей. Он долго смотрел на огонь, часто моргая.

- Ой, джаман, - сказал он наконец. - Не иди, Павел. Плохое место. Опять больной будешь.

- Теперь сухо, - ответил Павел - Подняться можно?

Старик продолжал качать головой и щелкать языком, но ничего не сказал больше. Неожиданно из котла пошел пар, на огонь с шипением полилась вода. Запахло бараниной. Старик потянул тонкий шест, повешенный над костром. Котел поднялся над пламенем.