Мария Симонова - Профессия – смертник

«А все-таки человеческие цивилизации, – подумал Степан, медленным со сна движением переходя в сидячее положение, – как бы ни были они широко разбросаны по галактике, несомненно, восходят к одному корню. И чем разваленнее миры, тем большее между их обитателями наблюдается сходство».

– Ага, вот он уже и сам проснулся, – спокойно констатировал незнакомый гость, разливая между тем синюю жидкость из канистры в стоявшую перед ним дружной кучкой металлическую посуду. И передал один стаканчик через Склайса Степану, сообщив торжественно:

– Я – Грумпель. – Словно одно его имя должно было произвести на пришельцев из других миров неизгладимое впечатление, как будто оно гремело из конца в конец вселенной, и именно в поисках его, Грумпеля, они явились в этот, позабытый богом мир.

– Степан, – сипло и до неприличия буднично представился «инопланетный гость», замечая, кстати, что и на долю драконицы было «розлито». Но, как видно, Грумпель, несмотря на браваду, робел предложить рептилии выпить, что и понятно: упомянутые живые твари и даже деревья, с которыми он до сих пор находил общий язык, были свои, родные, Степан тоже худо-бедно походил на местного уроженца, а вот как отнесется к такому занятию инопланетная по всем статьям форма жизни?.. Пока что Арл не шевелилась, словно бы глубоко замкнувшись в чуждой ей компании гуманоидных самцов, собравшихся спозаранку пьянствовать, тогда как ее женское сердце ратовало за здоровый образ жизни, заключавшийся в неустанной работе по обгладыванию зеленых насаждений. Грумпель глядел на звероящерицу в некотором сомнении, а Склайс заерзал, явно нервничая: он-то, как пить дать, наплел соседу семь верст до небес про разговорчивое чудовище, к тому ж еще пьющее, а оно громоздится над столом, как скала, и не реагирует, вроде как пренебрегает.

Старик перевел взгляд на Степана, отрекомендованного им за переводчика, и нерешительно спросил:

– А брыдл пить будет?

Со своей стороны, Степан, как следует присмотревшись к Арл, кажется, сообразил, в чем дело: она сидела на том же месте, где он видел ее вчера, засыпая, дыхание ее было ровным, а веки наполовину прикрыты, словно в задумчивости.

– Я думаю, что не откажется, – сказал он, на радость Склайса, и добавил: – Когда проснется. – Теперь ему стало ясно, почему она не разбудила его при появлении гостей – просто-напросто дрыхла. И даже сочного баритона Грумпеля оказалось недостаточно, чтобы нарушить крепкий девичий сон. «На заре ты ее не буди…» – пропел в голове насмешливый голос, в то время как Грумпель, отчаявшись пообщаться с чудовищем, махом опустошил свой «бокал», откромсал ножом порядочный кусок от фрюпа и принялся смачно им хрустеть. Склайс не отставал – и по части выпивки, и по части закуски, и Степану не оставалось ничего другого, как к ним присоединиться.

Еще немного заторможенный со сна, он опасался быстро захмелеть, однако после второй сознание, напротив, окончательно прояснилось, а мысли заодно со зрением обрели особую, пронзительную четкость. Самое время было приступить к беседе. Грумпель, видимо, хорошо изучивший данный эффект, протянул руку помощи гостю, как раз пребывавшему в размышлении, с чего бы начать разговор.

– Так и живем, – произнес он с тяжким вздохом, окидывая взглядом застолье и прилегающую местность. – Считаем денечки перед концом света. Теплимся на костях. Пьем из нашей матушки последние соки. Так порой поглядишь на мразь и запустение, нами же сотворенные, и думаешь – не пестовать бы ей нас, паразитов, надо, а искоренить всех до последнего. Тогда бы ей, может, и достало сил опять возродиться.

– Вот все вроде бы ты верно говоришь, – заметил Склайс, – а ведь с того и пошли выжима-тели: уничтожим, мол, лишних приживал, а то планета гибнет – не способна, мол, родимая, всех прокормить.

– А кто они такие, эти выжиматели? – поинтересовался Степан. – И что они, если не секрет, выжимают?

– Жизнь, – мрачно уронил Грумпель и опрокинул в рот очередную чарку. Занюхал рукавом, пренебрегая лежавшей в изобилии закуской, потом с горечью продолжил: – Они выжимают жизнь. Пускают людей в переработку на белок и прочее, что можно использовать в качестве пищи и запасов к тому времени, когда Остров окончательно угаснет. Заодно и жизненное пространство от убитых перетекает к оставшимся – вроде как в наследство.

Вот оно, значит, как. А Степан-то уже подумывал, не являются ли здешние жители вегетарианцами, не претит ли им убивать животных и есть мясо при таком-то трепетном отношении планеты ко всякой живой твари. Оказалось – какое там!..