— Не спите?
— Нет.
— Тише!
В дверь вползло что-то блестящее и медленно описало квадрат. Просунулась рука, из которой выползло пять пальцев, у ногтя сворачивающихся налево, нащупала ключ, щелк, еще раз. Потом пошарила еще по двери и, не найдя больше никаких запоров, тихо толкнула дверь. Показалась голова, и за ней вторая. Тихо на ципочках вошли.
Мы, будучи за корзинами, спокойно лежали и наблюдали за каждым их движением. Они закрыли дверь за собой и направились в комнату. Я толкнул своих ребят и мы выскочили из засады.
— Руки вверх!
А один агент прямо бросился на Колачева. Короткий, сухой треск, и смельчак упал вниз лицом, как-будто кто-то его сзади толкнул. При помощи подоспевшего Захарова и Ковальчука мы Колачева и Семененко связали, забрали наган. На нагане был № 1479—16-го года. Из своей комнаты вышел Калита и благодарил нас. Когда мы выходили, то увидели на улице прохаживавшегося Радинского.
— Где же вы были?
— Я? Должен же быть кто-нибудь на улице?
Из квартиры Серебкова я с Захаровым отправился в ДОПР. Разбудил начдопра и вместе с ним — в комнату тут же квартировавшего Ефременко.
— Здравствуйте, товарищ Ефременко! Как делишки? Случайно вы не покажете нам ваш наганчик? — и перед его изумленным, растерянным лицом я положил его наган.
Ефременко прямо из своей комнаты — на этаж выше, в другую комнату, похуже немного.
Из показаний его выяснилось, что кое-кто из конвойной стражи, стоявшей на часах у ворот ДОПР'а был тоже замешан в это дело, — и все они сели.
Ванька-Зубик был задержан в губернском городе и у него нашли енотовую шубу. А каракулевый сак, как в воду канул.
Через два дня раненый агент скончался в больнице. На похоронах был весь штат милиции и розыска, а последнее слово говорил Калита.
И было обидно, что именно он.
С тех пор, как индейцы племени Живаро, открытые в 90-х годах исследователем Уп-де-Граффом, заставили несчастного ученого против воли участвовать в их экспедиции за черепами, нога белого человека более не вступала в чащи Центрального Эквадора.
Только лишь в 1926 году американским путешественником Г. М. Диотта была вновь снаряжена к берегам Амазонки экспедиция.
И вот с отважным ученым приключилась весьма обыкновенная в южно американских тропиках история: полуцивилизованные проводники индейцы бросили его на произвол судьбы в чаще девственного леса и один, как перст, без компаса, без оружия, без еды остался Диотт в дремучих зарослях. Он долго пытался найти дорогу, но тщетно, и счел себя обреченным. Ему было отлично известно, что близживущие племена — охотники за черепами. Снятый вместе с кожей лица скальп они бальзамируют особым способом так, чтобы получилась голова величиной с большой яффский апельсин. Эти «апельсины» — драгоценнейшее украшение вождя.
«Много дней, — вспоминает Диотт, — я питался теми кореньями, какие мог выковырять руками. Я добрел до какой-то реки и без сил упал на берегу. Без единой мысли, как автомат, сидел я и ждал, не проплывет ли мимо меня пирога с туземцами. Вдруг страшный рев раздался за спиной. Я вскочил. Из темноты сплошного леса шла толпа индейцев; они были вооружены копьями и сарбаканами, этим оружием первобытного человека, и потрясали ими над головой. Они издавали свой военный клич и двигались прямо на меня с намерениями отнюдь не двусмысленными. Но после девятидневного голода во мне для сопротивления не оставалось ни капли силы. И я просто сидел, ожидая, что будет, На мгновенье блеснула мысль — спастись бегством. Но сразу же я понял: не успею двинуться, как в мгновенье меня настигнет ядовитый наконечник копья. А если же дружески протяну руки и пойду им навстречу, то простым и опасливым: дикарям взбредет еще в голову, что это новая какая-то, неизвестная им наступательная тактика страшного белого человека, и тогда уж ядовитое копье засядет у меня между ребер.
Молниеносно взвесив все последствия, я почел за благо просто оставаться на месте тихо и неподвижно.
Когда враги приблизились, я приложил одну руку к губам, другую ко впалому животу. Затем я опустил голову на грудь, в знак того, что голоден и устал.
Ночью а шалаше не тепло — и над огнем вытягивались ноги.
Повидимому, индейцы никогда не видали такого странно-смиренного жеста со стороны белого пришельца. Они удалились в лес и стали совещаться. Через несколько минут они снова появились; один из них приблизился и подал мне банан. Я дал ему взамен старый носовой платок защитного цвета, который он с видимой радостью и принял. Так рассеялись враждебные намерения дикарей и завязались между нами первые узы дружбы. Затем вся орава дала мне знаками понять, что они завтра возвратятся сюда, и мирно исчезли в лесу. Какое неожиданное счастье!»
Читать дальше