Та - Квир

Особой страстью для Ли была музыка из фильмов. Это был легкий способ не думать о себе, а подумать о том, что переживал и чувствовал композитор, который сочинил эту музыку. Как к этому композитору и своему дирижеру относились музыканты во время репетиций и записи треков? С каким настроением певцы шли к микрофону? Что думал режиссер, когда подтверждал эту музыку на задний план картины? Ли, раздирали и сотни других вопросов, которые чередой роились и танцевали под эту самую музыку в ее сознании. Но на них она отвечала не словами, а картинками своего воображения.

Что бы я написала к тому эпизоду? Как бы там, например, сочеталась другая песня или мелодия? Повлияло бы это на картину в целом? Или повлияло бы это на мое восприятие того фильма? Повлияло бы это на мнение остальных зрителей?

Ли могла спрашивать себя до бесконечности, но в метро слушать музыку приятно еще и тем, что тебя перестает все напрягать и даже это. Ты перестаешь раздражаться от бескультурных и наглых попутчиков. Начинаешь видеть всюду повод для смеха или хотя бы улыбки. Это понятно особенно тем, кто еще помнит и любит немое кино. Или хотя бы тем, кто любит бессловесные эпизоды в фильмах. Реплики портят некоторые кадры. Как и слова, портят некоторые впечатления в реальной жизни.

Ли нашла способ для себя в передвижении под землей – под музыку она смотрела на людей иным взглядом. Конечно, было и совсем, иногда, скверное настроение и тогда она придумывала реплики пассажирам, вступающим друг с другом в контакт. Правда, это были и не юмора ради, а отнюдь не приятные диалоги.

Но, сейчас ее настроение уже было легким и потому она просто смотрела на все немые сцены и не шибко выделяясь из толпы, подтанцовывала. Движения ее были сдержаны, лишь немного игра мускулатурой да скелетом. В большей мере она танцевала про себя. И, конечно, там уж как в рекламе, где некто очень талантливый и самоуверенный танцует в метро по середине поезда.

Ли, тоже имея сверхмерную самоуверенность, танцевала и более явно, и даже заразительно, стоя на месте в раскачивающемся транспорте. Но, для того нужны были особые танцевальные треки. И, настроение, как правило, должно было быть на столько раззадоренным, чтоб его можно было назвать параллельным ко всему.

Ли увидела парочку, стоявшую в обнимку у не открывающихся дверей. Влюбленные были так напряжены, что их вызов обществу был слишком очевидным. А когда человек излучает такую яркую энергию, он обязательно накличет на себя быка.

Это были две молоденькие девушки, явно, заканчивающие школу, или учащиеся на первых курсах в институте. В них был только протест, ну, и конечно, как бывает в этом возрасте, до безобразия утрированная страсть друг к другу, кою сами они называют нежностью. Дети в этом возрасте часто путают ласку от заботы с эротичными прикосновениями. Им кажется, что они тождественны.

Но, так может быть лишь вне влюбленности, когда чувства более глубоки, явны и фактически ощутимы. Любовь так весома, что ее можно потрогать в воздухе, который остается между сжатых пальцев любимых. В воздухе, который уже невозможно увидеть, а лишь почувствовать, когда любящие отклоняются и разнимают прижатую щеку к шее или плечу.

Влюбленность же пылка и сжигает все кислотным цветом между заговорщиками. Ничего не остается, когда влюбленные разнимают свои объятия. И Ли это видела в любом союзе, она наверняка могла стопроцентно сказать, в какой стадии отношений находятся люди, лишь взглянув на них.

Эти юные особы, доказывали всем вокруг, что их чувства друг к другу имеют право на существование. Девушки отвоевывали, по глупости то, что и так принадлежала им без сомнений. В любом из веков и даже в этом, где все нестандартные союзы отслеживались службами. Ничего серьезного, просто контроль, статистика… Только все равно ведь неприятно.

Вся эта борьба и противостояние навязаны обществом. В журналах и на телевидении, в пересудах за чаем и у подъезда, все говорят о том, что можно, а что нельзя. И, наверняка, эти дети, эти юные создания, совсем не задумались бы ни единожды о том, можно ли быть им влюбленными друг в друга или нет, если бы не развешивали уши на каждом шагу. Они просто бы растворялись в любовной тяге друг к другу, таяли бы всеми внутренностями и пенкой как растаявшее мороженное, поднимались бы за края.

Но, вместо этого, они поднимались лавой и бурлили да брызгали смертельной угрозой на каждого, кто осмелится им возразить. Это отвлекало их от главного – друг от друга. Но, разве же им теперь понять? Они зомби правительства, зомби религий, родителей, учителей, противоположного пола.