Та - Квир 2

– Мы знаем, что быть приемным племянником уже в многодетной семье, да еще в такой нестандартной, как у нас – может быть и не сахар. Потому, изначально, мы долго разговаривали с Левоном, и не настаивали, не наседали на него с усыновлением. Он сам стал проситься, не постеснявшись… – рассказывала Малика группе.

– Конечно, стал! Мы же все условия ему создали для того, чтоб он так начал просить! Шоппинг, зоопарк, телефон с ноутом, да мы собственных детей так не балуем! У него уже чип есть с нашим счетом на нужды. Конечно, он прямо сказал, ведь ему 14! Надо быть ослом, чтоб не умолять нас об этом. – перебил ее тогда Артур, не зло шутя.

– Да. Но, вы только представьте себя на месте этого мальчишки! – обращалась Виктория к группе, – только что потеряв мать, расстаться с любящим отцом, разлучиться с братом и сестрами! Потом какие-то далекие дядя с тетей, с кучей своих детей, со службами и тренировками! – хмурила брови Вика, а сама еле сдерживала смех! – не обижайтесь, ребята, но так и есть, вы та еще парочка! Вы все, – заглядывала она каждому присутствующему не просто в глаза, а буквально в душу, – представьте себя на месте этого ребенка! – она выждала долгую паузу, покуда все не начали ерзать и покашливать. —Легко ли вам было бы сказать взрослым вслух: возьмите меня себе! Легко? Словно вы экспонат на выставке и просите вас приобрести, или хуже – словно вы товар на витрине, да не качественный, с брачком или б/у, но еще ничего… верно? Это гадко. Не все дети способны сказать такое, хотя прокручивать эти слова будут миллионы раз «Возьмите меня!», «Выберете меня!», «Спасите меня!», «Любите меня!». Я не для примера вам говорю так мучительно, я точно знаю! Поймите, чтоб сказать это вслух, нужна не просто храбрость или наглость! Нет. Нужно доверие к взрослым, которые могут их снова предать, подвести, ранить. Нужно доверие к миру, к самой жизни и судьбе, чтоб сказать такое вслух, понимаете? – Виктория ни одного занятия не проводила, без подобных примеров и уточнений, Ли называла их «погружениями». Как уж у куратора получалось, но все в группе, словно снимали розовые очки час за часом, тест за тестом, встречу за встречей и день за днем! Даже Ли казалось, что она все это знает, все понимает, все чувствует, но теперь она с каждым уроком здесь все больше смотрела на Мэтти без тех самых очков самоуверенности, что ей все известно.

– Простите, вы действительно похожи и я перепутала детали истории. Но, сути это не меняет, – продолжала Алла, глядя на Ли в упор. – Ты мизантроп, но не просто жаждущий плюнуть всем людям в рожу, а тот, который просто тихо готов удалиться и более – никому при этом не помешав. Ты страдаешь, находясь здесь.

– Это правда, – без стеснения сказала Ли. А перекинув одну ногу на другую, продолжила: мне скучно с посторонними людьми, я мучаюсь слушая вас. Но, не потому, что ваши истории или тревоги кажутся мне глупыми или не важными, а просто потому, что я хочу тишины, уюта своего дома, хочу к себе в гнёздышко, к своей стае, понимаете? – Ли уверенно смотрела каждому в глаза, пройдясь по группе взглядом. Ей от искренности на глаза навернулись слезы, в горле был комок, но Ли упрямо продолжала: я никогда не винила людей в том, что они мне без интересны. Это мой загон, мои тараканы. Просто я решила, что сама буду по жизни выбирать, с кем мне общаться, кому улыбаться, а кому нет.

– Ты думаешь, нам всем в кайф проходить через это? – спросила Зара.

– Ты вообще по приколу сюда пришла, – не говори со мной так! – возмутилась Ли и продолжила, уже обращаясь ко всем, кроме Зары, сидевшей напротив: здесь каждый из нас по своей причине, и в большинстве случаев и процентном соотношении, мы все здесь из добродетели, а не в поисках выгоды. Хотя, думаю, никто не станет отрицать, что желание быть родителем – это абсолютно чистой воды эгоизм. Мы хотим править чьей-то жизнью, и не важно на сколько светлы наши помыслы, мол, мы хотим еще подарить любовь, заботу, нежность. По большому счету все равно наперво выступает эгоизм, ведь мы хотим реализовать себя родителями, доказать самим себе, что мы способны на эту щедрость, на эту бесконечную отдачу, на бескорыстную любовь. Потому, может, осознавая это целиком, я хоть и прочувствую ваши истории, все равно буду видеть в вас таких же брошенных и заплутавших детей. Да, вы все взрослые, часть из вас мне в родители годиться, но не утверждайте все равно, что вы повзрослели за этими масками состоявшихся образов, лишних килограмм, самоуверенности. Мы все дети и будем ими до самой смерти. А потому, все наши действия я вижу лишь играми – очередными детскими забавами, которые просто придают чуть больше смысла нашим жизням. И…, – ей пришлось сглотнуть и откашляться, – говорю все это не для того, чтоб возвысить себя над вами – мне все равно, я не ищу величия или признания своей правоты. Наоборот, чем мудрее человек становится, тем больше он ищет истины в себе и отстраняется от социума. А потому, трезво судя о себе самой, я хочу лишь одного – чтоб эта пытка со сдиранием кожи, поскорее закончилась. Ведь как бы мы не подружились и не были все друг другу милы в некоторой мере, я буду счастлива вас больше никогда не видеть. – Ли закончила речь, уронив слезы на сложенные на ногах руки. Джаред обнимал ее, нервно сжимая скулы. Все молчали. – Извините, – пришлось сказать Ли. Она встала и вышла в уборную, прекрасно осознавая, что до закрытия двери, никто не сказал ни слова. Хотя, Вика всегда на подобных изливаниях и слезах подбадривает оратора и что бы те не говорили, она обязательно скажет «молодец, спасибо, что открылся».