Poison Ivy - Церковь на Крите

Давид легко спрыгнул со стремянки, отошел на несколько шагов, любуясь своей работой.

– Никогда ничего подобного не видел! Нет, ты только посмотри!

Его лицо светилось восторгом, на щеке размазалась грязь, тонкие пальцы подрагивают, короткие черные волосы всклокочены, но взгляд отвести от него просто невозможно. В поисках интересных памятников искусства и истории, Марк часто встречал увлеченных людей. Все они были по-своему очаровательны, они словно приводили в движение Вселенную одним своим появлением. Давид точно принадлежал к их числу, это бросалось в глаза. Даже немного завидно. У самого Марка никогда не было дела, которому он бы мог отдаваться полностью, если конечно не считать эту странную церковь. Что-то его сюда постоянно тянуло, что-то не отпускало вот уже целый год.

– Это какой-то псевдорелигиозный синкретизм!

– Что-что?

Марк достал из кармана джинсов единственный пока еще чистый платок, смочил его минералкой из бутылки. Он только сейчас понял, что они так и не ели ничего за весь день.

– Здесь нет крестов, это точно не церковь, но несет в себе определенно религиозный контекст! Это какая-то богиня, да, очень похожа на Деву Марию, только без младенца и с рогами…

Марк попытался оттереть грязь с лица Давида, придерживая его за затылок одной рукой.

– Что скажешь о прокаженных, сосланных в крепость?

– Прокаженных?

Давид вздрогнул, как будто ото сна очнулся, густо покраснел, пытаясь отступить назад. Марк был слишком близко. От его горячих сильных пальцев на затылке по позвоночнику словно электрические разряды пробегали.

– Да, некие оккультные науки, практики, сантерия, или вроде того…

Давид прикусил губу, глубоко задумавшись, поправил очки, прикрыл глаза, пытаясь вспомнить. Рука Марка соскользнула на его плечо.

– У них было, как минимум, пять церквей в самой крепости, никуда ходить не надо, тем более переплывать залив.

– Да, но христианский бог ничем не мог им помочь… Их боялись, ненавидели, их хоронили заживо…

– И поэтому они придумали себе новый культ?

Давид скривился. В это верилось с трудом. Лекарства против проказы еще не существовало, а народные методы вряд ли могли помочь… Хотя кто знает, на что могло толкнуть этих людей отчаяние?

– Уже совсем темно, – парень зябко поежился.

Может вечера были и теплыми, однако внутри самого каменного строения довольно холодно и сыро. А все эти разговоры о культах и сантерии навевали неприятные ассоциации.

Давид не был религиозен, его интересовали библейские сюжеты чисто с профессиональной точки зрения, но в некоторых местах, вроде этого, он чувствовал что-то, что не мог объяснить словами. Словно он не один, словно его окружают призраки или некие неподдающиеся пониманию сущности.

– Да, нужно возвращаться, – Марк вытер руки. – Так что скажешь по объему работы? Мы здесь надолго?

– Надолго, ты только представь сколько придется крышу реставрировать, не говоря уже о витраже на заднем фасаде… Чтобы его восстановить, нужно будет найти хоть какое-то упоминание о культе в этой местности. Но это могли сделать и телемисты… Хотя… Нет, конечно, они… Есть в этом что-то…

Давид как одержимый бормотал себе под нос, то и дело поправляя очки. У него что, в голове встроенный учебник по религиоведению? Марк всю свою сознательную жизнь завидовал людям, которые работают вот с такими умниками. Ему нравилось даже тряпки этому парню подавать и просто наблюдать за ним. Как он щурится, пытаясь разглядеть мельчайшие детали, как улыбается и шепчет что-то на иврите, забываясь на мгновение – то ли считалку детскую, то ли песенку. Его лицо расслаблялось и становилось каким-то одухотворенным и милым. Когда самому Марку было двадцать три, он точно не знал столько всего, он и сейчас некоторых слов не понимал, но был рад, что не прогадал с парнем и не просто так столько времени потратил, чтобы уговорить его приехать. Да ему чертовски повезло!

– Шехтэр! Ты идешь? – позвал он уже у выхода. Густая южная ночь опускалась на остров слишком быстро, уже и дороги не разглядеть.

Давид успел сделать пару шагов и… провалился с оглушающим треском под прогнившие половицы.

Правую лодыжку обожгло резкой горячей болью, и он вскрикнул, заваливаясь вперед. Ноги скатывались все ниже по какой-то жесткой насыпи, напоминающей камни чуть большего размера, чем гравий или морская галька. Он зацепился руками за доски, закашлялся от пыли, окутавшей его с головой, в глаза ударил яркий свет фонарика.