Poison Ivy - Церковь на Крите

И почему он выглядит так, словно ему шестнадцать? Засомневался даже сперва, но судя по паспорту, двадцать три ему исполнилось пять дней назад. Ага, с днем рождения, Шехтэр!

Ярко-оранжевое солнце уже коснулось горизонта, заливая золотистыми искрами каменистые пейзажи вокруг. С моря наконец подул прохладный бриз. Марк облегченно выдохнул, завел мотор. Можно ехать, кажется, Давиду стало лучше, но определить было сложно, он отвернулся к окну и вообще закрыл глаза. Только изредка шмыгал и вздыхал. Его тонкий чуть вздернутый на кончике нос так и алел в сгущающихся сумерках – завтра кожа начнет сходить струпьями. На левой скуле три родинки, как углы равностороннего треугольника – идеально симметричные друг другу. Бывает же такое! А в остальном обычный парень, даже простоватый. В толпе взгляд бы на нем точно не задержался. Вылитый ботан и зануда. Прямоугольные очки в металлической оправе, которые он чуть не разбил, лейкопластыри на тонких пальцах, худой, сутулый, нервный. Не было в нем ни лоска, ни изюминки, которые хоть отдаленно могли намекнуть на его гениальность или принадлежность к миру искусства.

– Ну вот, – Марк помог достать из кузова рюкзак.

В дверях небольшого двухэтажного дома с деревянными ставнями приветливо горел свет, а женщина в красивом цветастом платке улыбалась, жестами приглашая внутрь.

– Я могу тебя оставить? С тобой все нормально будет?

«Нет, можешь вообще никогда меня не оставлять!» – подумал Давид, но вслух ответил:

– Ага, до завтра!

– Ага-ага, – шепотом передразнил его Марк, снова забираясь на водительское сидение.

Давид выбрал небольшую отдельную комнату на втором этаже с добротной двуспальной кроватью, письменным столом из полированного дерева и платяным шкафом. Окна выходили во двор с редкими апельсиновыми деревьями, где хозяйка развешивала белье после стирки. Так оно спокойнее будет, на улице по ночам наверняка шумно. Сезон только начался, и туристов было мало, однако с каждым днем их будет все больше и больше, а он здесь неизвестно на сколько задержится. Вдруг до зимы? По крайней мере ему бы так хотелось провести все лето с Марком, надеясь, что тот никогда не узнает о его чувствах. Ловить мимолетные взгляды, слышать его голос и вздрагивать от случайных прикосновений. Главное, в обмороки больше не падать. Он поморщился и спрятал лицо в ладонях от смущения. Просто неудачник!

Давид выпил кофе в кафе рядом с хостелом. Спал он плохо, тревожно, от общего перегрева организма его немного знобило, нос жутко чесался, однако сейчас он чувствовал себя лучше. Оказалось, что ночи здесь пока еще прохладные, а воздух утром свежий и бодрящий. Во рту поселился солоноватый привкус морского ветра и влажных листьев оливковых деревьев. С ним так всегда. Каждый город пахнет по-своему, и он почему-то чувствует это на кончике языка. Только первые дни, а потом уже привыкает и перестает замечать.

Когда он вернулся к дому, Марк уже ждал у входа.

Давид очень надеялся, что вчерашнее наваждение как-то поутихнет, а то и вовсе пропадет, но стоило лишь увидеть его добродушную белоснежную улыбку, как сердце забилось чаще.

– Как самочувствие? – спросил Марк, пожимая его узкую ладонь.

– Хорошо, я кажется вчера забыл сказать спасибо, – Давид смущенно поправил очки. – Извините, что доставил беспокойство.

– Давай на «ты», я еще не такой старый, – Марк скривился.

В душе он никогда не ощущал себя на свой возраст, время летело слишком быстро. Миллионы дел, выспаться некогда, а потом ты вдруг понимаешь, что тебе уже давно не двадцать и даже не тридцать, когда в один прекрасный день, молодые парни и девушки начинают обращаться к тебе на «вы». Нет, он никогда не жаловался, ценил свой возраст за приобретенный жизненный опыт, но уже начинал осознавать, насколько быстротечна и почти невесома человеческая жизнь.

– Так где ты этому учился? – спросил Марк, выезжая на узкую прибрежную дорогу. – В какой-нибудь Венской Академии?

– Нигде, у меня нет образования, кроме школы, – прозвучало немного с вызовом, но Давид последние пять лет только и делал, что оправдывался перед бывшими одноклассниками, многие из которых уже получали второе высшее. Те, впрочем, все равно считали его неудачником и бездельником.

Марк удивленно присвистнул.

– Тогда, как же?..

– Моя бабуля художница… была… Ее выставки проходили довольно часто в Израиле. Она многому меня научила.

Давид вдруг смутился, что произнес больше своих привычных пяти слов. О бабушке он мог бы рассказывать часами, таким потрясающим человеком она была.