Poison Ivy - Церковь на Крите

– А мама сейчас фотограф, довольно известна в среде глянцевых изданий, – робко продолжил после небольшой паузы. – Но раньше тоже рисовала.

– Отец, наверное, какой-нибудь знаменитый скульптор? – сделал предположение Марк.

Давид задумался на минуту, соврать что-нибудь впечатляющее, или сказать правду, что он никогда не видел своего отца. Отвернулся к окну.

– Можешь не отвечать, если не хочешь, – Марк всегда был «особенно чутким» к семейным драмам. Надо же такое ляпнуть про отца!

Маме Давида на момент его появления на свет было всего шестнадцать. Наверное, она его любила, раз не сделала аборт, радовалась его появлению, но очень быстро поняла, что быть матерью не то же самое, что нянчиться с игрушечным пупсом, которого она обожала в детстве. Это тяжелый труд. А иногда так хочется просто погулять с подругами, пофлиртовать с мальчишками, ходить по магазинам в свое удовольствие, путешествовать, заниматься творчеством в конце концов. В общем, через год она уехала без предупреждения, оставив ребенка полностью на попечение своей матери. Та не была в восторге, но очень быстро привязалась к внуку. О том, от кого был этот ребенок, она и не спрашивала, боялась сорваться на бестолковую дочь. Порекомендовала ей пить противозачаточные, а то и вовсе трубы перевязать, потому что других ее ублюдков она в доме не потерпит. Они поссорились на добрых пять лет, пока бабуля не оттаяла и не разрешила ей иногда приезжать. К тому времени тема об отцовстве была забыта и глубоко похоронена. А сам Давид этот вопрос задавать почему-то очень стеснялся.

– Смотри, нам туда! – показал Марк на дорогу, соединяющую городок с полуостровом. Скорее даже не дорога, а песчаная дуга. Слева – море, а справа – небольшой лазурный залив.

Кругом вода, даже как-то тревожно. Открытое море Давид тоже не слишком любил, хотя плавал неплохо.

– Постой! – вдруг спохватился, завертел головой из стороны в сторону, судорожно цепляясь за переднюю панель пальцами. – Нам же не надо на Спиналонгу?

Это по-детски напуганное выражение лица заставило Марка расхохотаться. Парень выглядел таким растерянным и беспомощным, что поддаваясь инстинктам, ему захотелось развернуть машину, лишь бы тот успокоился.

– А ты что, призраков боишься?

– Да, – просто признался он.

Марк был дважды удивлен. Вот так? Совершенно серьезно? Он снова усмехнулся.

– Мне не по себе.

– Ты там бывал когда-нибудь?

– Да я и на Крите впервые, но туда ни за что бы ни поехал!

– Я удивлен, что ты вообще знаешь об этом месте. Вообще-то мы уже на Спиналонге, только на полуострове, а остров, который когда-то называли Калидон – у северной его оконечности… Туда теперь туристов возят на экскурсии.

Давид зябко поежился и присвистнул. Марка забавляли его живые неподдельные эмоции, хотелось испугать еще сильнее, поэтому он добавил:

– А вот местные – ни ногой! Суеверные, прям как ты. Говорят по ночам можно услышать даже их крики.

– Мне это не нравится, – скривился парень.

– Не бойся, в саму крепость нам не надо.

Они проехали мимо небольшой плантации оливковых деревьев, нескольких полуразвалившихся домов, деревянного пирса у залива с проржавевшими моторками. Этого туристам явно не показывают. Всех везут на белоснежных яхтах в бывший лепрозорий. Мертвый город, где нет ничего, кроме пыли, камней и призраков. Крепость, где навсегда оставляли людей, зараженных проказой. Замкнутый мир, отрезанный от остальной цивилизации, продукты доставлялись на лодках, или выращивались силами местных, все вещи проходили постоянную стерилизацию. А здоровых детей, которые здесь появлялись на свет, тут же забирали у матерей и отдавали в приюты Крита. На острове не было зеркал, потому что люди не могли видеть свои лица, обезображенные неизлечимым кожным заболеванием. Многие сходили с ума, заканчивали жизнь самоубийством, не дожидаясь, когда болезнь сожрет их тела заживо. Темное пятно в истории человечества, будет похлеще концентрационных лагерей в годы войны. Хотя, говорят, туда теперь тоже экскурсии водят. Воистину человеческое любопытство и желание пощекотать нервы не знает границ.

– Эта дорога ведет к церкви Святого Лукаса, – Марк кивнул налево. – Но нам не туда…

Давиду очень не нравилась его хитрая ухмылка. Что-то он явно не договаривает.

– А почему вы… то есть ты так беспокоишься об этой церкви?

– О-о-о, – протянул Марк. – Ты даже не представляешь!

– Ты что, священник? – с ужасом выдохнул Давид. Только этого не хватало!