Влада Багрянцева - Вены Невы

Мама, само собой, цокала – где филология, а где журналистика. Как что-то действительно серьезное, настоящее и эрзац. Папа поддержал сына – ну что ему обещает филология, если он не станет именитым искусствоведом? Работу в музее или библиотеке? Преподавательство? А тут – журналистика, четвертая власть.

Родители так и остались жить в Москве, Савва приезжал к ним часто, но реже, чем хотелось бы – весь был в работе днем и творчестве ночью. Гордился тем, что не смешивает одно с другим: если он писал статью, то идеи по поводу мироустройства на планете в выдуманной накануне вселенной пресекались на подлете.

Новая идея как раз настигла его после знакомства с Чеховым, поэтому, сдав редактору обзор выставки на вычитку, он на некоторое время забыл про него, а когда вынырнул из своего творческого запоя, то в сети уже активно муссировалась тема романа блогерши Баунти с новой звездой шоубиза – Даниилом Чеховым. Савва ее знал, но все равно открыл свежие фото и вздохнул: боже, ну неужели Виталий серьезно?.. Мог бы подобрать своему интеллигентному трепетному мальчику что-то более одухотворенное. Певичку из своей плеяды или начинающую актрису. Но вот это, ярко раскрашенное, в розовых дредах, тощее и в конверсах с разноцветными шнурками… Таких Савва больше всего не переносил. За всю жизнь он видел их больше, чем кто-либо, и все они своим внешним видом кричали – посмотрите, я особенный, я личность, я не такой как вы, не такой, как все! У меня татухи на лице, шрамирование, яркие шмотки, пирсинг в клиторе и стразина в жопе, моя любимая книжка «Анна Каренина», а слушаю я Хоя и Клода Дебюсси, когда у меня наступает маниакальная стадия биполярного расстройства.

Савва когда-то допускал мысли, что такие люди могут быть особенными, и иногда были. Но чаще всего обычная дворничиха из Самары, любящая читать по вечерам Солженицына, оказывалась куда глубже, чем все эти личности. Потому что в мире особенных поистине особенными становились обычные. Без модных психических расстройств, зависимостей и татух. В такие моменты Савва вспоминал своих ласточек на шее – для кого-то они были символом свободы и скорости, а для кого-то…

Конечно, чтобы заявить всем о своей ориентации он мог бы ебануть розовый треугольник или иную символику прайда. Но и тем, кто был в теме, достаточно было знать, что среди своих ласточки на шее вопят о том, что их владелец очень любит горловые минеты. Любит, умеет и практикует. Иногда это помогало обзаводиться интересными знакомствами в тех же клубах, а если Савва знакомиться не хотел, то делал вид, что не понимает намеков. Какие татухи, вы о чем, любезный? Ну ласточки, ну и что. Красивые птички. Он же свои черные полосы у локтя не показывал. Никогда. Потому что носил всегда рубашки и футболки с длинным рукавом. А вот их набил реально по приколу – всегда было забавно замечать удивление на лице того, перед кем он раздевался, иногда и ужас – фистинг не все любили. Приходилось разубеждать парней в том, что им сегодня обязательно будут засовывать руку в зад. На такое у Саввы бы и не встало.

Как и у Чехова на Баунти – он готов был на что угодно поспорить. И дело даже не в самой этой размалеванной мартышке, а в том, что у Дани, похоже, на баб и не вставало. Подозревал Савва такой расклад. Поэтому, чтобы проверить и понаблюдать за «влюбленными» со стороны, он поехал на закрытую тусу в клуб, где Даня должен был выступать и где, конечно же, терлась его Маша. И их вместе – конечно же ненамеренно – засняли бы папарацци и слили бы видео в сеть. Савва эту схему знал до последней мелочи: сначала тайный роман, потом развитие отношений, красивая любовь, затем кульминация – измена или некрасивое расставание. Виталий, скорее всего, поставил бы на последнее. Для измены нужно больше времени на обсасывание истории в сети, а времени у него нет, надо сделать скандал раньше, перед самым ежегодным чествованием певунов с наградами от радиостанции, где на эфиры приглашают звезд уровня Киркорова.

В клуб Савва приехал как раз к выходу на сцену Даниила. И как только увидел его, сразу понял, что сегодня не выпустит его из этого клуба, не узнав «на ощупь».

В клуб «Ленинградка» Даня ехал в настроении «бухать и плакать». Больше всего злило, что бухать было нельзя, – только не на людях! – а плакать ему дозволялось только во время оргазма. Ну, по предоставлениям Виталия, хотя такого ни разу не было. Виталий тоже сам верил в созданный им образ, утверждая, что просто раскрыл Даню, его суть, а то, что было в провинции… Провинция подавляет. Говорят, хорошие художники должны быть голодными, но никто не уточняет – не постоянно. Иногда, для остроты переживаний, чтобы на контрасте с сытой жизнью осознать, как это прекрасно, когда хлеб не только свежий, но еще и с маслом. Постоянная бедность и безденежье отупляют и низводят до уровня травоядного скота. Душе не развернуться среди урчащих кишок и торчащих ребер.