Гавриил Кротов - Мы будем вместе. Письма с той войны

На хозяйственную работу я не пойду. Нет у меня способностей к тем выкрутасам, которые связаны с этой работой. Как говорит украинская пословица, «сладкий будешь – слижут, горький – выплюнут».

Милая Муся, пойми, что я жду каждый день хотя бы маленькой открыточки. Разлука ещё будет продолжаться долго, месяца два, а может, и больше. Без тебя тяжело.

P.S. Утомился физически, а для этого много надо было поработать. Пришёл грязный, но весёлый. Думаю: быть может, физическая работа – моя сфера, и незачем лезть «не в свои сани». Однако за историю части надобно садиться. Вчера слушал радио. Играла скрипка. Словно принял тёплую ванну. Но музыка плохо действует на меня. Будит бескрылые желания, хочется кусочек Луны, встречи с тобой, словом, самые невероятные вещи.

Утром начполитотдела упрекал меня в ослаблении работы. Сослался на болезнь, но ведь боли и раньше были, он чувствует перемену. Но сегодня оправдал себя. Нет, размагнитился я, Муся, растаял, раскис. Плохо.

Ничего, тронемся, снова буду человеком.

Если сегодня не будет письма, воздержусь от этих выстрелов в пространство. Но не думать о тебе не могу.

Если б силу своей любви я мог привить тебе, тогда бы я был спокоен. Целую крепко, крепко, твой Ганя

Три дня не было писем. Связной вчера пришёл расстроенным, зная, что это огорчит меня, но я постарался сохранить внешнее спокойствие, только, ссылаясь на болезнь, лёг спать засветло. Спал ли я? Можешь догадаться. Когда начинается анализ, рождаются сомнения. Ведь я ещё «не перепрыгнул» и не могу кричать радостных междометий. Слава всевышнему, есть письма, но, пока нет тебя, сомнения останутся.

Ты просишь сказать, что есть в тебе отрицательного (я писал, что кое-что мне тоже не нравится), изволь: хотя это, конечно, мелочь, не нравятся мне твои «алые паруса», способность мечтать до реальности. Жизнь признаёт только реальное. Ты способна верить своей мечте. Помнишь, после первого отъезда ты «считала, что вся эта история ограничится письмами. А что мне – жалко письма написать?». Но ты любила не меня, а мечту. Ты полюбила Барсукова, а уверяла, что любишь меня. Таким образом, ты доверчивого человека можешь завести в свою мечту, а потом убьёшь его этим миражом.

Первый раз я боялся тебя, не верил любви. Очень часто в твоих словах проскальзывали противоположные мысли. Вот это мне не нравилось (и до сих пор боюсь).

Не нравится твоё отношение (дружба) к книгам. Книга – вообще-то оружие, а для тебя – прежде всего красота, изящество. Это отрывает тебя от грязной нашей земли, внушая отвращение к этой грязи. Это всё неплохие качества, но мне может не нравиться что угодно. Я лично привык жить в этой грязи, отмывать от неё ребятишек, жить и ходить в бой вот с этими прекрасными грубыми людьми. Они плохо живут, мало знают, но они делают жизнь. Мы, как выражались раньше, классовая надстройка, и чем ближе мы стоим к ним, тем ближе к успеху. Оговариваюсь, что это не порок, а только мне не нравится, так как я боюсь, что это может разъединить нас.

Третье: светская скрытность, умение подбирать слова, способность обходить острые углы. Вот твои слова: «… только потом доходит до меня, что лучше бы промолчать, да уж поздно»; «в глаза бы я этого не сказала, но ведь в письмах всё дозволено». Примитивный характер с этим не мирится. Сказал, что думал, а там как знаешь. Если уже отдал всё, то дипломатии не место. Красивую одежду надевают для людей, а для друга, единственного друга, не скрывают тела. Это касается наших отношений, но и посторонним людям я избегаю говорить светские уверения в совершенном почтении. Обиделся, прекратил дружбу, хорошо, что вовремя. Избави меня бог от таких друзей, его лучше иметь врагом.

Вот и своими письмами я делаю глупости, высказывая прямо свои мысли, например, о Х. Ведь не со зла же это было сказано.

Вот что мне не нравится. Но не лень. И брось ты мне говорить и о лени, и о кухонном прогрессе. Не что иное, как эта кухня, мешало мне на пути. К ней получил я сильную неприязнь, и мне было бы тяжело поставить тебя в условия кухни, обедов, стирки. Я не жил богато, но никогда в жизни не стоял в очередях, не рядился на базаре и тратил последнее на прачек, домработницу и т. п., считая, что свободное время дороже этой десятки. Это непрактичность, но арифметический итог от этого всё же выигрывал.

Ты пишешь: «Всё чаще и чаще мечтаю о том чудесном будущем, которое ждёт нас». Среди будущего много неприятностей, борьбы, неудач, а быть может, крепких ударов. Но я-то напеку оладьи и смогу научить готовить прекрасные блюда. Эх, если бы эти способности я мог сменить на другие. Но идеально чудесное будущее трудно создать, для этого надо иметь наследство, а от отца я получил лишь орден Красного Знамени. Ты просишь не сомневаться, уверяешь, что если бы имела крылья, то прилетела бы обнять и поцеловать. Но бес недоверия шепчет: «Но она не допустила бы ошибки в жертву условиям».