Гавриил Кротов - Мы будем вместе. Письма с той войны

Сын лежал у меня на руках. Тяжёлая ночь. В 12 часов сын начал задыхаться, он судорожно старался дохнуть, но не мог. Я начал делать ему искусственное дыхание. Он вздохнул, начал дышать глубоко и ровно и уснул. На восковых щёчках появился румянец. Мы уснули. Сын спал до обеда (12 часов). Проснулся весёлым с живым блеском глаз. «Папа, я хочу исти». Значит, живём, Борис!

Поправка шла быстро.

Я получил работу учителя 4 класса сельской школы. Чистенькая квартира, огород, но главное, школа. Первое моё посещение убедило меня, что здесь можно работать. Школа считалась худшей в районе. Ну что ж. М. убеждала меня работать без задора из опасения «как бы чего не вышло». Но этот разумный совет никогда не был моим девизом.

Вот тебе новый залп воспоминаний. Я уже не извиняюсь за них, но иногда берёт сомнение, ведь я рисую непривлекательные картины провинциальной школы. В Москве ведь этого нет? А если и есть, то всё это проходит в такой форме, что… что это минует учителей. Дам передохнуть тебе от этих записей. Сыро, грязно, я почти не выходил на воздух, но теперь надо показать себя. Правда, и на дворе какая-то невесенняя погода: сыро, грязно, холодно. А как тепло вечером в землянке, когда все уснут, а я остаюсь с тобой наедине! Жду почты.

12 часов. Значит, сегодня нет письма. Очевидно, надоело писать и отвечать, можешь быть занята.

2 часа ночи. Тяжело и досадно, что нет твоих писем. Но нелепо побеждать самого себя. Положение осталось прежним, и мне, как знак внимания, предложили отпуск в Москву. Ожидали от меня прилив восторга, но я, подумав, их поблагодарил и отказался. Москва без тебя для меня не имеет никакой ценности. Приехав сейчас, я буду так же бессилен, как и в первый приезд. А мне (как говорила ты) хочется всё или ничего, но не воровство счастья. Чувствую, верю, что скоро судьба решится – и тогда я буду рваться в Москву изо всех сил. Прошло всего 18 дней разлуки, а кажется – года. Ты не осудишь моё решение? Я уверен, что нет, не осудишь. Быть может, мне мучительно хочется внезапно позвонить тебе от Семёна, встретиться… Всё это я представляю ярко, а дальше?

Перечитываю твою открытку. Милая, ты думаешь о нашей жизни. Разве это не счастье? Мысль наша одна. Я выслал телеграммы Ткаченко, он, наверное, думает, что я болен или ранен. Но он недалёк от истины, если думает, что я мучаюсь. Прошло 26 дней, как я послал согласие. На этих днях жду ответ. А времени хватит. Я боялся движения.

Муся, только не оставляй меня без писем. Если я поеду, то напишу тебе, свяжусь по телефону или пришлю телеграмму, тогда наступит перерыв в письмах. Но пока не забывай, что я очень, очень тоскую о тебе и твоих письмах. Потом я уж буду тосковать о тебе.

Ивакин – скептический чёрт – сегодня на мои опасения потерять тебя ответил, что ты такой не можешь быть, что ты видела много людей, значит, за что-то выбрала меня из всей массы, а раз выбрала, то не отдаст. Я попросил назвать какие-либо качества, которые так возвышают меня, он говорит, что особых, быть может, нет, но для тебя я буду стараться быть лучше и лучше, плохие спрячу, уничтожу. По его теории, ради тебя я должен сделаться совершенством. Его бы слова да богу в уши!

Не мог удержаться от письма, а только сегодня послал полукилограммовые письма. Сейчас ещё долго буду видеть тебя в темноте землянки, а утром опять мысли о тебе. Пусть это глупо, но это хорошо. Целую, Ганя.

Второй день нет писем. С нетерпением ждал прибытия почты.

Нет, так не годится. Слишком сильно действует отсутствие писем. Пока я читаю твои исконные слова, я верю в твою любовь, но вот двухдневный перерыв – и в голову лезут всякие сомнения: я недостоин её, она передумала, она поняла ошибку, словом, не любовь, а зубная боль. Подумаю логически, что, если ты передумаешь сейчас, это лучше, чем потом, когда терять тебя будет ещё больней, но всё же не хочется. Да ведь этого и не случится? Может, ты больная или очень занята, а я уже чёрт знает что передумал.

Наверное, завтра будут письма.

Сейчас пришёл с партсобрания, разбирали мой материал. Отнеслись очень горячо к этому вопросу, постановили оформить приём на общих основаниях, возбудив ходатайство перед ЦК о восстановлении стажа. Так или иначе, мы связаны ещё одной дружбой – партийной, литературной, педагогической и… вообще дружбой. Разве плохо будет? Вот я с присвоением звания до получения ответа от Ткаченко воздержусь, так как это может помешать выполнению намеченного плана о перемене работы.