Кирилл Привалов - Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

– Ах, какие мы нежные! Когда моя дочь рожала, зять решил обратиться в одну клинику, обещающую роженицам комплексное обслуживание. А схватки у Людки начались раньше времени. Так врач с лаборантками бежали за каталкой, увозящей мою дочь в родильный покой, и кричали, хватая за руки: «Подождите! Не рожайте! Мы еще не все анализы вам сделали!» Они боялись, что их заставят возвращать деньги, заплаченные вперед за предродовые анализы… Впрочем, все равно этих денег так нам и не отдали.

Или вот еще. Другая байка. Совсем кратенькая, но тоже самая что ни на есть реальная. К рубашке больного, которого привезли на «скорой» в приемный покой хирургического корпуса, приколота записка: «Это эпилепсия, а не аппендицит, товарищи! Его мне уже вырезали трижды».

Я даже немножко закемарил, предавшись воспоминаниям о врачах и об убийцах…

– Как чувствуете себя? – вернул меня к реалиям хирург. И я очнулся.

– Долго там еще, Александр Иванович? – не мог не взмолиться я после полутора часов операции.

– Последняя дырка – и все! – успокоил меня эскулап.

Едва он это проговорил, как… свет погас!

– Что за черт! – взвыл хирург. – Дайте освещение!..

Я зажмурился: страшно представить, что и как они мне в темноте наоперируют! Нос к пупку пришьют!.. Когда открыл глаза, осторожно, один за другим, определил, что маленький свет все-таки лился – с потолка. Далекий и желтый. Но большая, плоская лампа из четырех белых глаз, только что в упор глядевших на операционный стол, теперь почему-то висела без дела.

– Вновь это сучье вымя накрылось, мать твою! – откостерила сломавшуюся лампу суровая женщина в маске, ассистировавшая хирургу. – Ну да ладно! Всего ничего осталось, так закончим…

В романтическом полумраке под неувядаемое диско о Распутине, «любовной машине русской королевы», Иваныч перестал перфорировать мою ногу хирургическим скоросшивателем и облегченно вздохнул:

– Ну и хватит! Увозите его, пусть «отмокает»!

Вы опоздали, доктор: больной уже реанимирован! И больничная таратайка потащила меня в обратный путь по лабиринту коридоров, пока не вывезла в знакомый покой с грязно-желтыми стенами. К жене! После того как она водрузила на мой нос очки, я почувствовал себя лучше. Не зря утверждают, что все познается в сравнении.

В двух шагах от меня поставили в коридоре носилки-каталку с… инопланетянином! У странного существа в фантазийной, полуободранной одежде на лбу росла шишка, похожая на рог, а под глазом висел огромный лиловый синяк. Отпечаток усталости на его лице очень походил на след от ботинка. К тому же под мышкой у пришельца был судорожно зажат батон, с которым тот ни при каких условиях, видимо, не желал расставаться. По зарубкам на хлебе без труда можно было определить, сколько ему лет.

Парень явно участвовал только что в съемках новой серии «Звездных войн». Одна нога была у него босой – с пятью совершенно человечьими пальцами, правда, почему-то бурыми, – на другой ноге болталась непонятная обувка: симбиоз лыжного сапога и баретки «Прощай, молодость!». Но самое странное и страшное зрелище представляла его грудь. Острая и вспухшая, напоминающая то ли киль корабля, то ли раздавленную птичью тушку. Каждый врач приемного покоя, проходя мимо этого пришельца, застывшего в полной неподвижности, непременно щупал эту грудь и уважительно произносил:

– Ого! Перелом ребер…

Скучающий инопланетянин при этом на несколько секунд оживал, как механическая заводная игрушка после запуска пружины, и издавал на всю длину коридора утробный, низкий звук:

– Ым-м-м!..

Обычно таких каучуковых пациентов выписывают, когда их кардиограмма становится прямой, как линия горизонта в степи.

И тут из госпитальных кулуаров возник уставший, как Господь после сотворения мира, Александр Иванович.

– Все в порядке, – сказал он моей жене. – Забирайте вашего!

– Как? – опешила жена.

– Да хоть на кресле-кончалке, – отмахнулся Иваныч. – Но учтите: минимум месяц наступать ему на эту ногу нельзя! Через неделю придете на осмотр.

– А у нас тут и машины нет, – растерялась жена. – И костылей тоже нет…

– Это дело поправимое, – успокоил хирург. – Пойдемте-ка!

Они отошли в соседнюю комнату. Через открытую дверь мне хорошо было слышно, что там происходит.

– Сколько? – задала дежурный вопрос жена.

– Ну, пятьсот, – раздался мужской голос.

– Сразу пятьсот рублей! – возмутилась жена. – Но это же совсем рядом… Мы живем тут недалеко. – Судя по всему, разговор шел с водителем кареты «скорой помощи».