Кирилл Привалов - Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

– Сколько?

Доктор назвал сумму, которую мне необходимо заплатить по-черному за операцию, и пояснил, как бы извиняясь:

– Чтобы сделать хорошо, надо делать так.

Деваться было некуда, и я сказал:

– Первая половина суммы сейчас, вторая – после первой перевязки. Идет?

Мы с энтузиазмом ударили по рукам, мне приказали раздеваться… И тут в коридоре возникло небольшое замешательство.

– Куда претесь, мужчина?! – раздался пронзительный женский крик. – Вы обязаны обращаться за медицинской помощью по месту жительства. Вы прописаны в Южном административном округе – туда и обращайтесь!.. Не пускайте их!

– Как «не пускайте»?! Я – работник прокуратуры, – зазвучал на предельных тонах мужской голос. – Может, я в предсмертном состоянии… У меня сотрясение мозга. Меня проводник поезда на Киевском вокзале избил! Смотрите, какая шишка на голове…

– Вот и езжайте к себе на Киевский вокзал! – не унималась женщина. – Ходят тут всякие. «Южане», мать твою! Только работать мешают, а потом телефоны пропадают!

Этот последний, классический, довод окончательно добил «работника прокуратуры». Послышался шум падающего тела.

– Вот, зараза! Не мужик, а еще хуже! – обиделся женский голос. – Дайте этому хорьку нашатыря и тащите его на рентген!

Засопели бойцы больничной братской службы, и, судя по всему, «южанин» очнулся, еще не успев очутиться на носилках. Учитывая, что рентгеновский кабинет был рядом, снимки сделали весьма быстро.

– Вот видите! Вот видите! – все больше возбуждался мужской голос. – У меня наверняка сотрясение мозга… Глядите на снимок: у меня в голове целая дырка!

– Самозванец, симулянт! – возопило в ответ драматическое контральто. – У него только трещина в лобной кости, да еще маленький кусочек отвалился… Ничего такого серьезного!

– Как так ничего?! А кусочек?! – взорвался баритон и резко затих. Как оборвался.

– Опять, гад, в осадок выпал! Нашатыря ему!.. И «скорую» вызывайте, пусть отвезет его в Южный округ. Пусть там ему напишут: «Дообследование у судмедэксперта прошел, где получил тяжелое сотрясение головного мозга и перелом костей лба…»

Как гласит одна из аксиом российского здравоохранения: чем позже приезжает карета «скорой помощи», тем легче докторам поставить диагноз. Представляю, какую запись такие бойцы этому бедолаге сделают: «Больной был обследован. Был прооперирован. Был хорошим товарищем». В дальнейшем жестокая картина нравов развивалась уже без меня. Но, вероятнее всего, как только жертва распоясывавшегося проводника пришла в себя, ее погрузили в карету «скорой», чтобы увезти сражаться за жизнь на другой конец Москвы – к месту прописки. Как полагается. А может, при лучшем раскладе, – в какую-нибудь частную специализированную клинику под названием «Пятая конечность»…

Возможности медицины беспредельны. Ограничены только возможности пациентов. И операции у нас проходят, как правило, успешно, жаль только, что больные об этом чаще всего так никогда и не узнают. Я возлежал на пахнущих болью носилках, которые были установлены на суетливых колесиках, катящихся сразу в четыре стороны, и ждал дальнейшего решения своей участи. Краснолицый, чувствуется, зря времени не терял. Вернувшись с улицы, где он принял между двумя сигаретами стаканчик беленькой, дядя заметно повеселел.

– Ну что? Будем начинать? – услужливо спросил он Александра Ивановича и отточенным хирургическим жестом поднял к вискам руки с желтыми табачными разводами на пальцах. Они были длинными и тонкими. Вряд ли «вождь краснокожих» играл этими пальцами на рояле, но пробирки мыл наверняка хорошо. – Можно мочить! – заключил краснолицый и, как бы примериваясь, посмотрел на меня.

Я всей эпидермой почувствовал опасность и вздрогнул, пораженный таким откровенным и жестоким цинизмом. Мочить? Кого? Меня, любимого! Неужто?!..

Однако госпитальный индеец с пивным пузом вовсе не желал мне ничего плохого. Он начал снимать с дощатой полки мотки прогипсованной ткани и опускать их – бережно, один за другим – в кастрюлю с теплой водой. Мне слепили гипсовый сапог под самое бедро, который потом разрезали по всей задней части, словно по шву, и содрали с ноги. Затем, после этих приготовлений, меня перевернули на живот и повезли на аутодафе.

В последнем кусочке неба, промелькнувшем в окне, я только успел ухватить взглядом перетяжку над больничным проспектом:

«Торговый дом Бонапарт: кожи, меха, дубленки. Постоянные скидки 30 %».