Кирилл Привалов - Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

Наконец доктор появился. Это был молодой крепкий парень со скучным, бесцветным лицом и в некогда белом халате. Завидев длинную очередь ожидающих, в которой я был – к счастью – первым, адепт Гиппократа скорчил брезгливую мину:

– Когда же только этот народ иссякнет?!..

– Надеюсь, никогда, – тихо ответил я, чем вызвал неприязненный взгляд переутомившегося эскулапа.

Впрочем, терять мне – по большому счету – было уже нечего. И без хирурга я давно понял, что у меня разрыв ахилла. Точнее – ахиллова сухожилия. Разве мог я так быстро отойти от обаяния Греции? Так и хотелось сказать: «Увидеть Элладу – и умереть! Увидеть травмпункт – и воскреснуть…»

Лекарь же, агрессивно пахнущий коньяком и маринованным луком, резво подтвердил на глазок – рентгеновский аппарат не работал – мой непрофессиональный, но весьма четкий диагноз:

– Встаньте на носок! Ну, быстрее! Не получается?.. Порван ахилл.

Ох, уж эти древние греки! И по сей день мы страдаем их вовсе не мифическими комплексами. В травмпункте мне выдали направление на операцию в один из крупнейших столичных госпиталей и посоветовали не затягивать: мышца могла сократиться и стать жесткой. Учитывая нарастающую боль в непослушной ноге, большого выбора у меня не оставалось, и я деловито поковылял на аутодафе.

Для начала мы поймали «левака». Это был седеющий представитель «кавказской национальности», бомбивший столичные улицы на старом жигуле. Как и другие джигиты, в изобилии появившиеся в Москве за последние годы и заменившие почти вымершее племя столичных таксистов, этот сын гор весьма сумбурно представлял себе карту Москвы и собрался везти меня на юго-запад через Калугу. Но я не дал разгуляться залетному Сусанину и резко взял инициативу в свои руки:

– Москву знаешь?

– Конечно, джан! – улыбнулся водитель «хач-такси» и затянулся сигаретой «Русский стиль». – К Первой градской поедем через проспект Вернадского…

– Что? – взвыл я. – Ты откуда сам будешь?

– Американец я, – неожиданно изрек водитель, потирая жесткую щетину на подбородке.

Чего-чего, а этого я не ожидал. Почувствовав эффект сказанного, джигит не без солидности продолжил:

– Точнее, ара-американец… Дочь с зятем в Америку уехали, а я уже уехал из Армении. Вот подработаю немного в Москве и сам поеду в Америку…

Почему бы после афро-американцев не появиться и ара-американцам? Но мне уже было не до этнических экзерсисов в стиле янки. Мне пришлось вести джигита через весь город от светофора к светофору, и, когда, наконец, он дотряс нас до больничных корпусов, у меня сложилось твердое мнение, что не «дикий таксист» доставил меня, а я – его. Однако сетовать на жизнь еще было преждевременно. Мое хождение по больничным мукам только начиналось.

Едва мы добрались до больничного корпуса, как вход заблокировала милицейская машина с истеричной мигалкой.

– Никого не впускать и не выпускать! – скомандовал старшина.

Оказалось, с полчаса назад у одного из больных в хирургических покоях украли мобильный телефон.

– У нас алиби, – объяснил я блюстителю порядка. – Мы только что вошли. – И он милостиво разрешил нам пройти по щедро забрызганной кровью и давно не протираемой керамической плитке к регистрационному окошку.

Оно было наглухо закрыто. Рядом на лавке скучал, тщетно борясь с икотой, краснолицый мужчина неопределенного возраста в синем халате. У него была внешность человека, изгнанного из семейного дома за хроническую непосещаемость.

– Чего надо? – любезно спросил он, обсасывая спичку-зубочистку.

Я объяснил и подал направление на операцию из травмпункта. Краснолицый, готовый у первого встречного снимать похмельный синдром материалом заказчика, судорожно проглотил комок в горле и всепонимающе кивнул.

– Эй, Иваныч! – прокричал он куда-то вглубь. – Это к тебе… – И поспешил нас успокоить: – Если найдем общий язык, все будет нормально. Кандидат наук будет оперировать.

Вождь краснокожих, мучимый алкогольной недостаточностью, добился противного результата: я на минутку представил себе, что он и есть обещанный кандидат наук, и мне стало не по себе. Но, к счастью, откуда-то из подсобки вырос милый молодой человек в сандалиях популярной модели «Обхохочешься», надетых на перекрученные зеленые носки, и сказал:

– Пойдемте в процедурную. Показывайте! Я – доктор.

В кафельной процедурной, украшенной лаконичным плакатом: «Одна прививка – и нет больного ребенка!», демонстрировать мне, по большому счету, было нечего. Все оказалось предельно ясно. Сшивать мой порванный ахилл решили сейчас же. Однако после вынесения Александром Ивановичем (так подчеркнуто солидно представился хирург и кандидат наук) этого приговора в комнате, выкрашенной в грязно-желтый цвет, воцарилась атмосфера недоговоренности. Все как в судебном трибунале перед вынесением вердикта присяжных напряженно молчали. Мне, прекрасно понимающему, что борьба с коррупцией в российском контексте только увеличивает сумму взятки, не оставалось ничего иного, как взять инициативу на себя: