Цви Найсберг - О книгоедстве

64

А этим они разве что ведь засоряют милые, однако чересчур наивные души своих читателей и почитателей, безусловно, принимающих все отображенное на бумаге за некую чистую монету.

Да и попросту совсем уж нисколько не понимающих всего того, что ко всякой той высокой духовности обязательно так неизменно примешивается туповатая фальшь мелкой части души всех тех вовсе никак не безгрешных духовных гигантов…

Тот же великий Виктор Гюго, чьими душистыми фразами автор этих строк, глубочайше искренне некогда упивался, будучи еще ребенком…

Чего это именно он порою несет в своей наиболее наилучшей трилогии «Отверженные»?

«И напротив, донести на себя, спасти этого человека, ставшего жертвой роковой ошибки, вновь принять свое имя, выполнить свой долг и превратиться вновь в каторжника Жана Вальжана – вот это действительно значит завершить свое обновление и навсегда закрыть перед собой двери ада, из которого он вышел. Попав туда физически, он выйдет оттуда морально».

Сам Виктор Гюго ни голода, ни холода точно не знал, а потому и призывал он именно к той сладкоречиво хваткой морали и в точности таковым исключительно так абстрактным принципам, делая при этом из живого человека безукоризненно четкий чертеж праведности и вездесущей благостности.

Ну, а это очень еще и вправду затем поспособствовало черно-белому восприятию жизни именно теми остро ревностными почитателями его сколь, безусловно, в самом истинно безграничном же смысле грандиозного таланта.

65

А между тем надо бы сколь вовсе-то, кстати, никак не беспочвенно до чего еще откровенно же жгуче, но совсем не ядовито сходу заметить, что коль скоро автору внемлют, словно гласу с небес, буквально-то ни в чем его не критикуя, то именно этим безмерно обожествляется сам образ всей его творческой мысли.

А раз он у нас всецело во всем попросту непогрешим, то потому и не может он, в сущности, хоть сколько-то вообще уж где-либо ошибаться.

Причем, ясное дело, что ничего хорошего никак этак нельзя будет затем ожидать от всех тех созданных его гениальным сознанием прямоугольных штампов крайне широкого общественного поведения.

Всякие другие формы возвышенного искусства грешат им, куда только весьма значительно менее.

Хотя, впрочем, и им тоже свойственно некоторое сколь явное и донельзя ведь более чем уж неотъемлемое отстранение от той самой и впрямь вовсе этак совсем невообразимо скверной, пасторальной обыденности, да и всех тех ее наиболее суетливо въедливых черт.

Но это как раз именно литература до чего во многом всячески сколь этак довольно ответственно еще во всем поспособствует самому уж постепенному вытеснению мира реальности целым сонмом сладких и очаровательных грез.

Поскольку, кроме возвышенного парения над всем тем миром плоти и будничного серого существования, почти всегда до чего неизменно верного, порою при чтении возникает еще и сумятица из-за неистово чувственного восприятия сердцем мыслей тех или иных творцов современности, как и классиков на данный момент весьма стародавних времен.

66

А между тем довольно многие большие и великие писатели люди никак и близко совершенно же неоднозначные, а их творения подчас грешат половинчатой правдой, а потому их мнения и мысли никак не могут быть разом приняты на вооружение даже и безо всякого намека на какое-либо конкретное обдумывание всей их этической сути.

То есть надо бы умело отделять главные истинно полные света идеи и черные мысли, которые где-то бредут по закоулкам большого ума и души, то и дело более чем прозрачно и остро давая о себе в чем-либо явно так еще действительно знать.

И если и вправду всецело исхитриться вполне до конца более чем полноценно суметь как есть же углядеть весь тот спектр радуги внутри какой-либо книги, то это как раз тогда и мир после всего того прочитанного будет более-менее относительно понятен и вовсе не столь однозначно действительно прост.

Причем до чего радостно наслаждаясь всеми теми возвышенными струнами высокой духовности всякому должно быть вовсе так именно что полностью безразлично, а каковой это вообще была некогда личная жизнь, да и сами взгляды на нее тех выдающихся гениев, коими, к примеру, были все те же Чайковский и Вагнер.

Поскольку музыка, созданная их величавым воображением, даже если в ней и присутствуют некие слова, почти так всегда небесно чиста от всякого быта их, ясное дело, далеко не всегда до чего праведной личной жизни.