Хулиан дель Касаль - Средь сумерек и теней. Избранные стихотворения

К статуям взываю ночью!
В ряд построились; хожу
Меж рядами – и, рыдая,
Мрамор обнимаю: «Мрамор!
Пьют сыны твои покорно
Собственную кровь из кубков
За столом у властелина!
Мерзким говорят наречьем
Притеснителей! Вкушают
Хлеб горчайшего позора
За столом, залитым кровью!
Тратят на пустые речи
Пыл последний… О внемли же,
Хладный мрамор, мрамор спящий:
При смерти твое потомство!»

И герой пинком единым
С ног меня сбивает; горло
Мне сжимает; и затылком
Бьет меня о плиты; руку
Воздевает – и рука
Ярче солнца блещет! Камень
Стонет! Ищет портупею
Длань героя… С пьедестала
Сходят мраморные люди!

Сердце! Муку всю излей
Гордо: не издай ни звука.
Пусть иного сердца мука
От твоей не станет злей…

Я люблю тебя, мой стих!
Коль душа мертва от боли,
Мы с тобою на две доли
Делим бремя мук моих.

Ты всегда меня возьмешь
Под волшебную эгиду;
Ты смиришь мою обиду,
Ты простишь любимой ложь.

Чтобы мне вернуть покой
И склонить меня ко благу,
Струй своих живую влагу
Ты мутишь моей тоской.

Чтоб, не умалив заслуг,
Шел я, счастлив и победен,
Ты влачишься, нищ и бледен,
Мой незаменимый друг.

И легко достичь небес
Стихотворец может странний,
Всех сомнений и страданий
На тебя слагая вес!..

Коль настолько я жесток,
Что, тебя терзая пеней,
Прерываю песнопений
Гармонический поток,

Коль, страдания поправ,
Я твое страданье множу,
Коль по каменному ложу
Волочишься ты – кровав,

Или бел – смертельно бел, —
И взываешь горьким всхлипом,
И вздыхаешь тяжким хрипом,
Мук изведавши предел, —

То ужель совет приму,
Сердцу данный злобной тенью?
Предан будешь ли забвенью,
Друга ввергну ли во тьму?

Стих! Коль есть Господень Град,
И не гибнем, умирая, —
Мы вдвоем достигнем рая,
Или вместе рухнем в ад!

Здесь трудятся – и дом наполнен шумом.
Но с тишиной могильной сходен гром
Станков книгопечатных. Я подумал,
Что для кого-то ладят нынче гроб.
Настала ночь; и красный свет угрюмо
Наборщику течет на потный лоб.
Как зыбкие огни Святого Эльма,
Усеивают лампы низкий свод.
Над мертвым сердцем лампы – словно бельма…
И все вокруг – пустынно и мертво.

Сие – труды таинственной печатни:
Распространенье душ отверстых, коим
И Заблуждение, и Слава внятны,
И все, что райским оделит покоем.
Когда без колебанья долг исполнить,
Когда любовь умножить беспредельно —
Печатне жизнь подобится, а этот
Печатный цех является кладбищем.
Увы, Скелет сидит со мною рядом,
И леденит любовь мою заране, —
И даже самый мозг, которым мыслю!
Да, это смерть в обличье нищеты
Со мной питалась, и спала со мною.

Да, люди вкруг меня; душа, однако,
Стремится прочь, в такие мчится дали,
Что не догнать, и не связать беглянку —
И без души на свете пребываю.
Огни горят – но мрак во мне; сиянье
На всем; во мне – потемки тайной скорби.
Я бодрствую, – но вскорости усну,
Усну, своею скорбью убаюкан.
Челом склоняюсь на широкий стол;
Свет погасить протягиваю руку —
И гаснет свет; а я не чую мрака,
Поскольку свет во мне самом потух.

Сплю наяву; а жизнь – тысячекратно
Погасший свет и повторенный сон.
Под неизбывной тяжестью чела
Смыкаются беспомощные веки,
Поскольку на челе безмерным гнетом
Лежит кошмар иных существований.
Трудись, печатник – ты готовишь книгу;
Тружусь и я – готовлюсь в мертвецы.

Жизнь – воздаянье; каждый существует
Обмен свершая: взяв – и заплатив.
На хлеб меняю душу; всю до крохи
Уже я роздал – и досель живу?
И если жизнь без хлеба – представляю,
И если тлеет огнь воображенья, —
Ужели ныне, о владыка тьмы,
И на мечту мое отнимешь право?

Настала ночь; и красный свет угрюмо
Блуждающим колеблется огнем;
Угадываю пламя погребальных
Свечей вокруг; и тайный внемлю шепот,
Который на счастливом смертном ложе
Больного облекает в первый саван.
Все зыблется вокруг, струится в пляске
Смятенной, странной – и шумит невнятно.
И чудится – мелькающие руки
Вколачивают гвозди в крышку гроба;
И предстают рабочие – собраньем
Скорбящих на обряде похоронном.
И на вершине жизни, мнится, вижу,
Мертвец живой, – свое же погребенье.