Хулиан дель Касаль - Средь сумерек и теней. Избранные стихотворения

Слагаю сердце скорбное в могилу;
Сквозною раной мне отверзли грудь,
И льется кровь; о подойди поближе,
Прочти слова, начертанные кровью:
«Однажды уязвленный нищетой,
Сей человек еще при жизни умер,
Поскольку нищеты разящий клык
Сочится черным смертоносным ядом».

Когда злодея встретишь, вопроси:
Не в грудь ли нищета ему впивалась?
И если так – пройди, не осуждая:
Несчастный не виновен – лишь отравлен!

Уйти в себя – о ужас!
Себя покинуть алчет
Опустошивший собственную грудь —
Ни отдохнуть, ни жизнь обресть опять;
И продолжает жизнь себя глодать…
О сколь он одинок!
Из воздуха нисходит в древо сок,
Из необъятной, ласковой Вселенной
Нисходит в плоть проворное движенье,
И душу полнит силой вожделенной.
Жизнь – воздаянье! Человек, лия
Любовь животворящую, поверьте,
Получит по закону бытия
И власть и способ к одоленью Смерти.
Подобием кентавров
У стихотворца мечутся в мозгу
Среди умерших, побледневших лавров
Любви стремленья, коих не могу
Сдержать; а к искуплению стремясь,
Ищу звезду – и обретаю грязь.
Живет поэт печален, бледен, мрачен,
Подобно исполину,
Что, цепи волоча,
Прикованный к столбу, сгибает спину,
Питаемый рукою палача.
Любовью уподобленный рабу,
Голодный и прожорливый – не ты ли
Упав, уста сжигаешь горстью пыли,
О исполин, прикованный к столбу!

Прямо в душу мне впорхнула
Голубей нежнейших стая;
Розы в сердце распустились —
И наружу прорастают.

Восходит безмятежная луна,
Спят горлицы под звездным небосклоном;
Уже блистательный гигантский рыцарь
Средь мумий, как златая встал колонна;
И чудится, что к небесам стремится
Окно твое увивший плющ зеленый.

Умолкни, свет задуй; пускай восходит
Ночной туман; и над землей восстанут
Средь сумерек любовь и нежность наши;
Предметы рухнут, бытие уснет;
Лишь ты и я, – влюбленные гиганты, —
Мы распрямимся от земли до неба;
Венцом тебе чело обнимут звезды,
А темные планеты – станут перстнем.

Я мучился, и взялся усвоять
Безмолвную науку,
Что, не умерив, но умножив муку,
Вонзилась в жизнь мою по рукоять.

Я чуял, мудрость узкая, земная,
Твой отпечаток на своем челе, —
Но жил вотще, не зная
Того, что знает роза о пчеле!..

Как масло из расколотой лампады,
Из непроглядной скорби льется стих:
Питаюсь болью, в ней ищу отрады.
Спешу домой, во мрак миров иных.

Свеча средь бури – но свеча живая, —
Горю, снедаем собственным огнем;
А ветер, не гася, но раздувая,
Пылать велит как ночью, так и днем.

Не сплю вовек! – и размыкаю очи,
Усталостью раздавлен трудовой.
О где труды вершу во мраке ночи,
В подушку зарываясь головой?

Кто надо мной? И кем же я лелеем
В беде? И чье сиянье вкруг чела?
Помазан вдохновеньем, как елеем, —
Чьим промыслом я распахну крыла?

Кто мыслит за меня? И чьею речью
Глаголю я, себе же вопреки?
Откуда мощь беру нечеловечью?
Куда влекусь, и волей чьей руки?

Уж не стенаю, как бывало ране,
Вкушая боли и бессилья смесь;
Но исцеленье дам всемирной ране,
И долг насущный свой исполню днесь.

Уже не плачу, разводя руками —
Борюсь один! И вот он, мой устав:
Кто одинок – беседует с веками,
И внемлют одинокому, не вняв.

Бог весть: я не любил иной любовью,
Чем та, которой любят род людской!
Сестра греху, подруга пустословью
Любовь мирская, сходная с тоской.

В свободе – благодать, и в праве – сила;
Я ненависти низкой не обрел.
И на броне, что грудь мою покрыла,
Воскрылья светлый распростер орел.

И пусть любовь пеняет жалкой пеней!
Лишь солнцу я оружье посвятил;
Я восхожу средь сумерек и теней
Разить клинком надменный сонм светил.

И будут губы осиянны Словом,
Что низойдет, препоны одолев;
Но будут губы замкнуты засовом,
Когда не одолею страсть иль гнев.

Бог весть: с небес опущенную долу
Благую длань мне довелось лобзать;
Она судила моему глаголу
Повсюду возлагать любви печать.