Свету приобщусь и благу
За плитою гробовой;
Пусть угаснувшее тело
Свежей уберут листвой.
Не в тени позорной лягу,
Ибо не был подлецом:
Смело живший, сгину смело,
К солнцу обратясь лицом!
Живописец дерзновенный
Гордо создает холсты;
На полотнах пустоты
Пишет он забвенья пеной.
Живописец-исполин,
Богоравный мастер цвета,
Даже на борту корвета
Пишет розы и жасмин.
Живописца-бедняка
Привлекла морей волна:
Пишет он – и даль видна,
Пишет – и верна рука.
В беззаботный светлый час
Вспоминаю зачастую
Канарейку золотую
С бусинками черных глаз!
Без отчизны, сир и наг
Я умру, – но без владыки.
На могилу же гвоздики
Положите мне – и флаг!
Я, живущий после смерти,
Новый обнаружил мир!
Ибо я нашел, поверьте,
Жизнедатный эликсир:
Коль под тяжестью креста
Изнемог – добро верши!
Хлынет свет во глубь души,
Станет вновь душа чиста.
Враг насытился вполне:
Встал пожар над каждым домом;
Город полн ружейным громом
При тропической луне.
Никому не быть живым,
Если в дом вошел испанец!
Как угрюмый темный глянец,
Стынет кровь по мостовым.
Но средь выстрелов теперь
Мчит проворная карета,
И задолго до рассвета
Женщина стучится в дверь.
Дверь пытались разломать
Сотней выстрелов; и дама
Все стучит в нее упрямо:
Это сына ищет мать.
На пороге ста смертей
Стали воины Гаваны;
Сняли шляпы, скрыли раны
Перед матерью моей.
Как безумная, она
Обняла меня… Сказала:
«Поспешим же! Ночь настала,
А сестра совсем одна…»
Пред могилою отца,
Славного когда-то в мире,
Сын прошел: прошел в мундире
Иноземного бойца.
И отец, отважный воин,
Гробовой стряхнул покой —
И отцовскою рукой
Был отступник упокоен.
Молния, сверкнув, явила
Два безжизненных лица.
Сын поник в руках отца —
И сокрыла их могила.
Короля любить веля —
Даже в раме, на картине, —
Малыша убили ныне
По приказу короля.
Короля почтить веля,
Всем велят забыть ребенка, —
И поет его сестренка
Пред портретом короля!
Молнией кровавой ярко
Озарялся небосклон;
Выгружали негров с барка,
И немолчный лился стон.
Ветер хищной мчался птицей,
И трепал, и гнул дубы;
Шли, влачились вереницей
Обнаженные рабы.
И секла во мраке буря
Ливнем бешеным барак;
Скорбно голову понуря,
Мать с ребенком шла во мрак.
И пунцовое светило,
Прогоняя тучи прочь,
Негра мертвого явило,
Вздернутого в эту ночь.
Негра мертвого малыш
Зрил – и в час поклялся ранний
Жить затем, и чтобы лишь
Смыть проклятье злодеяний!
Сын мой! В облике твоем
Живописцу виден бог…
Если б ты со мною смог
Родине служить вдвоем!
Сын мой! Знаю, что блестяще
Ты предстанешь в пышной раме,
Но достойней – в темной чаще
Встать лицом к лицу с врагами!
Ты силен, светловолос;
Строен стан и легок шаг…
Сын мой! Помни, где возрос, —
И вздымай кубинский стяг!
Поцелуй отцовский прах,
Коль моя пробьет година!
Коль твоя… Но лучше сына
Видеть мертвым, чем в цепях!
Выхожу в густую мглу
На вечернюю прогулку
И, бредя по переулку,
Вижу церковь на углу.
Здесь ли Бог запечатлен,
Искупитель воплощен?
Как не положить поклон,
Как не преклонить колен?
Ночь тиха… В потемках сада
Червь упорно точит плод;
Хмурой осени приход
Прочит хриплая цикада.
Размышление прерву,
Позабуду о прогулке:
Церковь эта в переулке
Так похожа на сову!
На развалинах мечты
Умираю, о светила!
Жизнь явила и сокрыла
Образ женской красоты:
Словно боевая каска,
Локоны венчают лик;
И за бликом мечут блик,
Словно славный меч Дамаска.
Та ли?.. Ток всемирной желчи
Воедино собери —
Тело сделай! А внутри
Тела – дух исполни желчи!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу