Хулиан дель Касаль - Средь сумерек и теней. Избранные стихотворения

Знаю Крит, и знаю Трою,
И Эпир, и Саламин;
Но милей дышать, не скрою,
Свежим воздухом вершин.

Знаю древние баллады,
Все легенды я прочел;
Но милее нет услады,
Чем цветы и пенье пчел.

Знаю: мчит с победной песней
Ветер на простор полей;
Песни этой нет чудесней,
Песни этой нет милей.

Знаю страх плененной лани:
Гибнет лань, оцепенев.
Сгинет сердце – и заране
Присмирев, отринет гнев.

Ненавижу гул отелей,
Шумный холл и коридор —
Я стремлюсь во мрак ущелий,
В лавровые рощи гор.

Краю, скрытому от ока, —
Помыслы мои верны:
Струи горного потока
Мне милей морской волны.

Тиглем зачарован скряга,
Где златой кипит расплав…
Сколь милей златая влага
На стеблях цветов и трав!

А расплав померкший корка
Осквернит наверняка…
Сколь милей следить с пригорка
За полетом голубка!

Пусть испанскому прелату
Взор ласкает строй колонн!
Горную мою палату
Стройный украшает клен;

Здесь ковры – из мягкой хвои,
А стенами служит лес;
Божий свет в мои покои
Льется с купола небес.

И епископ в этом храме
Длит не проповедь, но трель;
Он подъемлется ночами
Не на кафедру – на ель.

Впереди его повозки —
Пара голубых пичуг!
Подпевают им березки,
Подпевает горный луг.

Сладко спать на камне голом!
А пока в объятьях грез
Я лежал, внимая пчелам, —
Целый мир во мне возрос.

Разноцветны занавески
Дымки утренней: кармин,
Охра, киноварь… Нерезки
Очертания вершин.

Но уже лугам и чащам
Утро возвестил рожок,
Новый день лучом палящим
Разом занавески сжег!

А заморскому попу,
А испанскому прелату
Я не укажу тропу
В горную мою палату!

Я опять исполнен жажды
Зреть укромный водоем,
Где с любимой мы однажды
Шли по берегу вдвоем.

Шли вдвоем. Вблизи подруги
Я блаженствовал. И вот
Две проворные пичуги
Пролетели в темный грот;

И глаза ее следили
За полетом легких птах,
И букет пунцовых лилий
Поникал в ее руках…

Так тиха, и так невинна,
Жимолость и резеду
Сорвала, – и цвет жасмина,
Походивший на звезду.

Чтоб отвесть слепящий свет,
Зонтик я раскрыл над ней;
А она сказала: – «Нет,
Светит пусть еще сильней!

Что за бук! Подобной мощи
Я не знала до сих пор.
Бог нисходит в эти рощи,
Ибо здесь Его собор.

К первому причастью дочь
Приведу сюда свою:
В белом платьице, точь-в-точь
Как у ангела в раю».

Зноя восходили струи;
Шли неспешно мы назад, —
И звучали поцелуи
Переливам птичьим в лад…

Приплыву, подобен тени!
Брег безмолвен, бук высок…
И склоню в челне колени,
И воткну весло в песок.

Стих мой звонкий пенным валом
Вам является порой,
И высокою горой,
И пушистым опахалом.

Стих мой нежный – что кинжал,
Превратившийся в цветок;
Он блистает, как поток,
Пламенеет, как коралл.

Стих мой родствен георгинам,
И походит на сирень;
Словно раненный олень,
Стих уносится к вершинам.

Стих мой дорог смельчаку:
Он правдив и чужд печали,
Крепостью подобен стали,
А надежностью – клинку.

Коль дозволят за могилой
Взять былого знак один,
Я возьму, отец мой милый,
Серебро твоих седин.

Коль окажутся добры,
Я возьму еще портрет
Обожаемой сестры, —
Той, которой больше нет.

Коль дозволят, чтоб из мира
Я сокровище унес,
Я возьму во свет эфира
Золото любимых кос!

Арагон! Ему по праву
В сердце угол отведен:
Там блистает Арагон,
Доблестно стяжавший славу.

Повторяю вновь и вновь:
В дни, когда мне было туго,
Там себе нашел я друга,
Там сыскал свою любовь.

Там, средь ласковых долин,
Бой кипел в былые годы:
В битву именем свободы
Все стремились, как один.

Коль правитель и судья
Притесняют арагонца, —
Сын полуденного солнца
Гибнет, сжав приклад ружья.

Край, укрытый желтой пылью!
Я люблю сию страну:
Эбро темную волну,
И Ланузу, и Падилью.