Юрий Антонишкис - Почему в СССР не был построен коммунизм. Социологическое исследование

Вольнослушатель Петербургского университета, учитель приходского училища, фанатик Нечаев вместе с другом Ткачевым зимой 1868 – 1869 годов попытался возглавить студенческое движение. Нечаев истово верил в неизбежность пугачевщины весной 1870 г. В реальной русской жизни не существовало признаков возможности скорого народного восстания, но нечаевцам действительность была неинтересна, в их воображении для пожара все было готово, не хватало поджигателей. В начале 1869 г., спасаясь от ареста, Нечаев бежал за границу. Затем, вернувшись, пытался создать тайную организацию под названием «Народная расправа», которая призывала бороться с режимом с помощью террора. Соединившись с анархистом М.А. Бакуниным, совместно с ним он написал «Катехизис революционера», ходивший в списках по рукам. «Катехизис» разрешал борцам за свободу и справедливость против тирании и насилия отказ от морали и нравственности, оправдывал любую ложь, клевету, шантаж, подлость, шпионаж и всякое злодеяние во имя благой цели. Однако, несмотря на чудовищные энергию и упорство в проталкивании своих идей, увлечь за собою студентов Нечаеву не удалось. Им же впервые было организовано почти ритуальное убийство невинного человека, чтобы его кровью повязать своих сподвижников. Друг Нечаева Петр Ткачев в большей степени был теоретиком движения, но тоже ставил на первое место террор. В его «учении» говорилось, что после победы заговорщиков и торжества социализма громадная масса людей – все население старше 25 лет – будет непригодна к новой жизни по причине нравственных и религиозных пережитков в сознании, и ее будет желательно ликвидировать. А дабы молодое поколение получило возможность продемонстрировать свою приверженность «новому разумному порядку общежития», детям предоставлялось предпочтительное право ликвидировать своих родителей. В том числе благодаря этим идеям в России начался расцвет политического террора. Несомненно, идеями нечаевщины питался народоволец Александр Ульянов, и с ними формировался характер будущего вождя революции Владимира Ульянова.

Считают, что экстернат не дал Ленину системных знаний и глубокого предметного понимания сути вещей, поскольку он во всем стремился к упрощению, легковесно толковал теорию и достаточно примитивно воспринимал жизненные реалии. К такому выводу приходят на том основании, что посредственный юрист Ульянов, будучи помощником присяжного поверенного в Самаре, на избранном профессиональном поприще потерпел поражение: не выиграл ни одного дела, юриспруденцию оставил и больше нигде не служил, вместо адвокатуры он стал «профессиональным революционером» и жил на средства созданной им партии (в том числе и на деньги, добытые бандитским путем, т.е. при экспроприации богатых людей и банков). Ленин обладал прагматическим интеллектом, огромной целеустремленностью, но великим мыслителем он, однако, не был: ни один его эпохальный прогноз не оправдался.

У Ленина никогда не было настоящих друзей, с временными сподвижниками он, как правило, по собственной воле расставался, иногда даже со скандалом. Никто не знал его по-настоящему, даже Крупская. Похоже, что любил он в своей жизни только двух человек: свою мать и Инессу Арманд. Ни милосердие, ни сострадание не имели для него практической целесообразности. Люди, близко соприкасавшиеся с Лениным, отмечали наличие у него черт определенной психической ненормальности: время от времени он приходил в состояние невменяемости. Например, Крупская поведала друзьям о случае, когда Ильич после известия о разгоне Учредительного собрания в 1918 году несколько часов кряду хохотал, не переставая. О подобном же случае хохота упоминал Н. Бухарин, когда Ленину доложили о подавлении выступления левых эсеров. О психических срывах вождя говорил и его лечащий врач А. Богданов. Многие отмечали немотивированную грубость, несдержанность Ленина как в разговорах с оппонентами, так и в полемических статьях. Близко знавший Ленина Н. Валентинов в своей книге «Встречи с Лениным» пишет: «Его разговоры, речи во время прогулок о Бунде, Акимове, Аксельроде, Мартове, борьбе на съезде, где он, по его словам, “бешено хлопал дверями”, были злой, ругательской, не стесняющейся в выражениях полемикой. Он “бешено всех ненавидит”, “хочет им дать в морду”, “налепить бубновый туз”, оскорбить, оплевать, затоптать». Жестокость Ленина как политика порою принимала патологический характер. Сразу после октябрьского переворота, в условиях общей безработицы, он в одном месте предлагает «посадить в тюрьму полдюжины рабочих, отлынивающих от работы», в другом – «расстрелять на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве». 11 августа 1918 г. он направляет пензенским коммунистам телеграмму, в которой требует «дать образец по выколачиванию хлеба у крестьян, найти людей потверже и выполнить план; повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не менее 100 богатых крестьян, отнять у них весь хлеб, назначить заложников, – сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел и трепетал». В тот же период он телеграфирует в Нижний Новгород: «Составить тройку диктаторов, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п. Ни минуты промедления!». Вождь не терпел никаких противоречий и был убежден в своей непогрешимости. Бывший французский посол в России Морис Палеолог заметил, что Ленин часто пользовался присказкой: «Тем хуже для событий, если они не сходятся с нашими прогнозами».