Майкл Герр - Репортажи

К тому времени я стал узнавать почти каждого раненого, вспоминать разговоры с ним несколькими днями или буквально несколькими часами раньше. В тот момент я и улетел из Гуэ на борту санитарного вертолета вместе с покрытым кровавыми бинтами лейтенантом. Лейтенант был ранен в обе ноги, обе руки, голову и грудь. Уши и глаза были полны запекшейся крови. Он попросил летящего с нами в вертолете фотографа снять его в таком виде, чтобы послать фотографию домой жене.

К тому времени сражение за Гуэ уже подходило к концу. Части кавалерийской (механизированной) дивизии очищали северо-восточные бастионы Цитадели, а подразделения 101-й (парашютно-десантной) дивизии оседлали маршрут, по которому до сих пор подбрасывал подкрепления своим войскам противник. (За пять дней эти части потеряли столько же людей, сколько морские пехотинцы за три недели.) Южновьетнамская морская пехота и части 1-й дивизии южновьетнамской армии отжимали оставшиеся здесь подразделения противника к стене. Флаг противника, так долго реявший над южной стеной, был сброшен, и на его место был водружен американский флаг. Еще два дня спустя удалось прорваться сквозь стены Императорского дворца, но противника во дворце не оказалось. За исключением нескольких трупов во рву, все погибшие солдаты противника были преданы огню. Один из прекраснейших городов Вьетнама был процентов на семьдесят разрушен, и если ландшафт казался безжизненным, то можете себе представить, какими на фоне этого ландшафта казались люди.

Отступление противника отмечалось двумя официальными церемониями, обе с подъемом флагов. На южный берег реки согнали две сотни беженцев из какого-то лагеря, они молча и угрюмо стояли под проливным дождем, наблюдая, как подымают флаг Южного Вьетнама. Но на флагштоке лопнула веревка, и толпа, решив, что веревка перебита выстрелом партизанского снайпера, в панике рассеялась. (В сообщениях сайгонских газет не упоминались ни дождь, ни лопнувшая веревка, а ликующая толпа исчислялась тысячами.) Что же до второй церемонии, то люди считали нахождение в Цитадели небезопасным, поэтому, когда наконец подняли флаг, там присутствовала лишь горстка южновьетнамских солдат.

Майор Тронг трясся на сиденье своего джипа, пробирающегося сквозь развалины по улицам Гуэ. Его лицо казалось совершенно бесстрастным, когда мы проезжали толпы вьетнамцев, спотыкающихся об обрушенные балки и разбитые в осколки кирпичи своих домов, но глаза его скрывали черные очки, и понять, что он чувствует, было невозможно. Он совсем не походил на победителя, маленькая его фигурка обмякла, и я боялся, что при резком толчке его выбросит из машины. За рулем сидел сержант по имени Данг, один из самых рослых вьетнамцев, каких мне доводилось видеть. Он говорил по-английски лучше, чем майор. Время от времени джип буксовал в грудах мусора, и сержант оборачивался к нам с извиняющейся улыбкой. Мы ехали в Императорский дворец.

Месяцем ранее территория дворца была завалена трупами противника и обгоревшим мусором, оставшимся после трехнедельной осады и обороны. Принятию решения о бомбежке дворца противились, но дворцу все равно был причинен изрядный ущерб бомбежкой прилегавших окрестностей и артиллерийским обстрелом. Огромные бронзовые урны были помяты так, что их уже не реставрировать, а сквозь дыру в крыше тронного зала лил дождь, заливая два малых трона, на которых когда-то восседали аннамские императоры. В большом зале зияли огромные выбоины на покрытых красным лаком стенах, и все покрывал густой слой пыли. Рухнуло перекрытие главных ворот, в саду, точно трупы гигантских насекомых, лежали ветви древних деревьев. Ходили слухи, что дворец удерживала часть, состоявшая из студентов-добровольцев, воспринявших наше вторжение в Гуэ как сигнал и устремившихся в ряды армии повстанцев.

Но после взятия стен и прорыва на территорию дворца там не осталось никого, кроме трупов. Трупы заполнили ров и все подходы ко дворцу. Среди них ходили морские пехотинцы, добавляя к грудам мусора опорожненные консервные банки и испачканные страницы армейской газеты. Один из них фотографировал своего толстяка-однополчанина, мочившегося в рот разлагающегося трупа партизана.

— Не есть хорошо,— сказал майор Тронг.— Не есть. Шибко сильный бой здесь, шибко плохой.

Я расспрашивал сержанта Данга о дворце и о династии императоров. Когда мы застряли в очередной груде мусора у подножия моста через ров, я спрашивал у него имя последнего императора, занимавшего трон. Улыбнувшись, сержант пожал плечами — не столько показывая, что не знает, сколько то, что это не имеет значения, и направил взревевший джип в глубь дворцового парка.