Вот и сегодня, когда в кишлак приехал член центрального правительства, с просьбами к нему обращались от имени кооператива. В сущности была одна просьба — помочь с ремонтом оросительной системы. Решение состоялось тут же, на месте. Поскольку Тор-Пахта богата подземными водами, министерство пришлет сюда специалистов и технику для бурения скважин.
…В Майману, главный город провинции, мы возвращались вдоль крестьянских полей. Машины с трудом преодолевали раскисшую, липкую глинистую дорогу. Да, нелегкая здешняя земля. Но если подкормить ее удобрениями, дать ей вовремя воду да вложить в нее труд и любовь, она под щедрым солнцем сторицей отплатит хлеборобу за его заботы.
Этот день в зените лета был в Кабуле особенно жарким. Лишь поздним вечером, когда наступил комендантский час, с окрестных гор повеяло прохладой. Я вытащил на веранду груду скопившихся за время командировки газет и журналов и начал листать их. Мое занятие нарушила тихая песенка, доносившаяся из соседнего двора. Пела молоденькая Хабиба, дочь уборщика нашего квартала.
Заргар, сделай мне
красивое колечко.
Мучи, справь мне легкие
сапожки.
Хаят, сшей мне новую
паранджу…
Я знал, осенью возвращался из армии жених Хабибы. Вот почему звучали сейчас, в ночной тишине, слова старинной предсвадебной песни. Они были обращены к ювелиру, сапожнику, портному, столяру, гончару, ковроделу — всем тем, без кого невозможны будни и праздники новой семьи.
В Афганистане веками не было, да практически нет еще и сегодня, крупной промышленности, обслуживающей непосредственно человека. Все всегда привозилось из дальних стран, благо Афганистан стоит на перекрестке главных торговых дорог континента. Только простому люду доставленные за тысячи верст товары были не по карману. Вот он и шел за любой малой и большой вещью к кустарю-ремесленнику.
Мастерскими и лавочками этих кустарей усыпаны почти все главные улицы Кабула. Здесь прямо на глазах у прохожих куют, паяют, режут, кроят, точат, ткут, строгают, дубят, полируют, плетут, красят, чеканят и творят еще сотни обыкновенных чудес, изобретенных человечеством за всю его историю. Фасады кирпичных домов и глиняных мазанок пестрят вывесками: «Азиатская мебель», «Горшечник Касым», «Железные печи и трубы», «Восточные сладости», «Калитки и затворы», «Изделия из кожи», «Медная посуда», «Камнерезчик», «Шапки и тюбетейки». Особенно восхитила меня одна вывеска, которую я увидел на проспекте Майванд. Она была простодушной и исполненной собственного достоинства: «Хороший портной».
Пройти мимо этой мастерской было попросту невозможно. В низенькой клетушке площадью едва ли в пять квадратных метров за ручной машинкой сидел смуглый и совершенно седой человек. Он встал, прижал руку к сердцу и поклонился мне.
— Что желает саиб?
— М-м… Не можете ли укоротить рукава у моей рубашки? Жарко…
— Пожалуйста. Дело недолгое.
Он тут же отложил начатое шитье и принялся за жертву моего любопытства. «Цвак-цвак», — щелкнули громадные ножницы, тихо застрекотала машинка. Тем временем я разглядывал стены мастерской, увешанные готовыми изделиями. С одной стороны размещались новые, родившиеся здесь вещи. С другой — висели явно поношенные, но аккуратно залатанные или перелицованные.
Через четверть часа я уже натягивал на себя свою «обнову». Почтительно взяв гонорар, старик предложил мне чаю. Я с радостью согласился: будет чай, будет и разговор.
Мастеру Фаизу 67 лет. За портновским столом он провел полвека. Шьет в основном национальные одежды — длинные шаровары для мужчин, простые и шелковые паранджи для женщин. Может ли взять заказ на европейский костюм? Конечно. «У нас в продаже готовых костюмов нет. Инженер, учитель, врач — все одеваются у портного. Недавно я даже сшил генеральский мундир», — не без гордости говорит мой собеседник.
Вообще-то, как я увидел позднее, такие универсалы в портняжном цехе Кабула редкость. Каждый специализируется на чем-то одном, будь то каракулевые шапочки — второй по популярности после чалмы головной убор афганца, или мужские рубашки, или, скажем, пустины — овчинные тулупчики, известные у нас под именем дубленка. Они здесь, может быть, не очень хорошо выделаны, но теплы и надежны, не боятся мокрого снега и дождя.
Лавочки пустин-доз — ремесленников, которые шьют и тут же продают эти изделия, занимают в Кабуле целые улицы. Они располагались тут за много лет до того, как дубленые полушубки стали известны на весь мир. Один из мастеров этого жанра поведал мне легенду, из которой вытекало, будто такому вот тулупчику обязаны своим названием горы Гиндукуш.
Читать дальше