Лефевр был человеком периферии. «Я пробовал себя во многих сферах, — признавался он в 1970-х. — Так что можно сказать, что я не специалист и с гордостью, хотя и не без трудностей, остаюсь верен этому определению. Не без трудностей потому, что много раз во время конференций и коллоквиумов, на которых я присутствовал в качестве представителя науки, люди спрашивали меня: “Специалистом какой сферы вы являетесь?” Я отвечал: “Никакой, месье”. И эти возвышенные натуры обычно отворачивались от меня» [149] [149] Lefebvre H. Le temps des méprises. P.: Éditions Stock, 1975. P. 128.
.
«Право на город» Лефевра — идея, зародившаяся на периферии. Она дает аутсайдерам право вторжения. Иногда даже вторжения в самих себя. Это право может казаться неопределенным, но на самом деле его суть вполне конкретна. Она в том, чтобы жить в городе, как будто он твой, жить для города, быть счастливым (или несчастным) в нем. Это право на доступное жилье и коммунальные услуги, достойную школу для детей, надежный общественный транспорт. Право на то, чтобы твой городской горизонт был широк или узок настолько, насколько хочешь ты. Это ощущение причастности к твоему району, улице и дому, но также и к тому, что находится за их пределами.
Это право распространяется на весь город, который должен быть местом жизни, открытий, обладания им. Он должен быть местом, к которому ты причастен — если ты этого, конечно, хочешь. Участие не приравнивается к политической деятельности, не обязательно каждый вечер ходить с агитацией по квартирам и посещать митинги. Под участием подразумевается и просто ощущение принадлежности к городской жизни, право голоса в создании ее благополучия. Это значит иметь общие, коллективные цели, не чувствовать себя отчужденным от того, что происходит с городом.
В 1960-х Лефевр связал право на город с «правом на центр» (right to centrality). Тогда он имел в виду географическое право занимать центр города, который был слишком дорогим для простых жителей, джентрифицировался и превращался в туристический спектакль (как в Париже). В США преобладал обратный сценарий: центр города оказывался брошен. Богатое белое население переезжало из центра на буржуазные окраины, а в неблагополучных центральных районах города оставались представители маргинализованных меньшинств, у которых не было возможности уехать. Для них право на центр не имело значения, пока в 1990-х в центр города не начали возвращаться жители окраин, вытесняя оттуда бедных.
Если бы сегодня мы решили переформулировать суть «права на центр», то охарактеризовали бы его не как географическое право, а скорее как экзистенциальное и политическое. Право на центр выражает желание сделать себя центром собственной жизни, центром процесса собственного развития, сделать свой район пригодным для жизни. И если этот район находится на окраине, то право на центр означает, что эта окраина может стать центром вашей жизни.
Так или иначе, но будущее большинства городского населения мира разворачивается, однако, вне понятия центра. Оно формируется через разрастание городов без центра, по крайней мере без четко определенного географического центра. Право на город — право оставаться на своем месте, жить там, где ты живешь, иметь возможность позволить себе это, иметь возможность сделать это место своим. У тебя есть право быть центром места, в котором ты хочешь жить, любого места, которое ты хочешь называть домом. У тебя есть право защищать то, в чем ты находишь утешение, когда окружающий мир предает тебя.
В 1950-х схожий принцип замечательно описала Ханна Арендт: «Так что полис при строгом рассмотрении не есть государство в смысле географической локализации, он скорее представляет собой организационную структуру своего населения, как она складывается во взаимном действии и говорении; его действительное пространство располагается в среде тех, кто живет ради этого бытия-друг-с-другом, независимо от того, где именно они находятся. “Где бы вы ни были, один будет у вас полис”, — эти слова, каким полис напутствовал переселенцев, не просто пароль специфических греческих форм колонизации; в них находит выражение то, что действие и говорение учреждают некое пространство между , не привязанное ни к какой родной почве и способное распространяться повсюду в обитаемом мире» [150] [150] Арендт Х. Vita Activa, или О деятельной жизни / Пер. В. Бибихина. M.: Ад Маргинем Пресс, 2017. С. 263.
.
По словам Арендт, «“буквы”, из которых складывается существо государства, прочерчивают не что иное, как расширенную проекцию устройства человеческой души, призванного до полной точности совпасть с публичным устройством утопической республики».
Читать дальше