Георгий Кублицкий - Про Волгу, берега и годы

— Ах, боже мой… Ну вот вертится, вертится… Андрей Иванович, Андрей Иванович… Нет, забыла…

— А Коровин-то, Коровин! Усищи разбойничьи, кулачище с чайник! Но какая голова! Одареннейший человек, энергии исключительной! А помнишь, как на одних сушеных ершах сидели? Да, хватили шилом патоки!

Тут Николай Иванович вспомнил о госте, извинился, посерьезнел:

— Как-то отдыхал я в санатории под Ленинградом. Вижу: тяжело больной человек преклонных лет все ко мне присматривается. Наконец, подходит: "Вы не такой-то?" — "Да, — говорю, — совершенно верно. А позвольте узнать…" — "А я был комиссаром флотилии миноносцев, что в восемнадцатом году у вас через Мариинку шла". Ну, жмем друг другу руки, вспоминаем…

У нас знали, конечно, что миноносцы идут на Волгу по распоряжению Ленина. Шли они не на полной осадке, орудия с них сняли, везли сзади на баржах. Четыре корабля: "Прыткий", "Прочный", "Ретивый", "Поражающий". Мы постарались, поставили на воротах шлюзов дополнительные полотна. И все же, сами понимаете, привыкли к баржам, а тут — боевые корабли. Чуть нажмет такая махина — ворота долой! Дело прошлое, народ на кораблях был своенравный, самостийный. Вошел один из миноносцев в шлюз святого Андрея, а выходить не желает. "Нам, — говорят, — нужен кое-какой мелкий ремонт, тут как раз удобно, как в доке". Какой черт удобно, когда ворота дрожат, а начальник шлюза бегает возле белее мела. Вот тогда-то мы с комиссаром и познакомились; пришел, спокойно так все разъяснил экипажу. Сам-то он был машинистом с од-ного из миноносцев. В общем, прошли все корабли без особых происшествий. Потом читаем в газетах: наши миноносцы штурмуют Казань, увели на Каме у белых "баржу смерти" с приговоренными к расстрелу пленными. Все-таки и наша долька — пусть крохотная — была во всем этом.

С тех далеких лет и живет инженер Семенов в Череповце. Жизнь прошла в труде, нужном и интересном. Были тяжелые военные годы, когда Николай Иванович потерял дочь и сына. Все было, не было только пустоты.

— Да, читаю вот лекции о Волго-Балте, рассказываю, как он всем нужен, но, сознаюсь, привязан и к нашей Мариинской. Сколько трудов в нее вложено! Шутка ли, полтора века служит! Уважения достойно!

Потом Николай Иванович рассказывал о Иване Васильевиче Петрашене, талантливом инженере, строившем в Череповце прочные деревянные суда, а на Шексне — новые шлюзы, самые длинные в Европе. Петрашень знал Мариинскую систему, как никто другой. Он написал о Мариинке большую книгу, где поэт временами берет верх над инженером и исследователем. Я читал ее перед поездкой и теперь рад был узнать кое-что об авторе. У него была большая семья, множество близких и далеких родственников, съехавшихся отовсюду под крышу гостеприимного, хлебосольного дома. Петрашень любил музыку, был великолепным чтецом чеховских рассказов.

Я ушел от Семеновых за полночь. Под горой пробасил буксир, где-то далеко в море ему откликнулся другой. Город лежал в волшебном полусвете белой ночи.

Под впечатлением рассказа Николая Ивановича отправился искать дом, где жил Петрашень. Вот он, одноэтажный, с большими окнами, выкрашен в скучный грязно-желтый цвет. В палисаднике кустилась сирень. Неистово и тревожно галдели воробьи: по карнизу, как бы не обращая на них внимания, мягко крался раскормленный кот.

Меня поразил тополь на углу. Ствол, наверное, обхвата в три. Не тополь — мамонтово дерево! И листва густоты необыкновенной. Могучи соки здешней северной земли!

На бульварах шелестели в вышине серебряные листья ив, тоже очень рослых и гордых, а вовсе не плакучих. Белыми ночами людям не спится. Двое подростков возились возле велосипеда. В глубине заросшего зеленого двора, где за раскрытым окном тускло светился оранжевый абажур, кто-то тихо перебирал клавиши рояля.

С горки возле старого собора сквозь тонкое кружево лиственниц просвечивал залив. Грузовой теплоход неслышно скользил со стороны моря. На рейде чуть теплились красные и зеленые бортовые огни. Буксир уводил две баржи в сторону шекснинских плесов. Откуда-то слышалось насвистывание пара: "Не сплю, не сплю, не сплю…"

У Николая Ивановича Семенова я видел карту, которую он показывает на лекциях.

В низовьях Шексны Рыбинское море далеко зашло по речной долине. На карте было видно, что за Череповцом голубые разливы тянутся еще на много километров. Там, где подпор кончался и Шексна становилась, наконец, сама собой, то есть узенькой синей змейкой, тогда, в 1959 году, строился Череповецкий гидроузел. Он должен был принять эстафету глубоководья от Рыбинского моря, создав водохранилище на самой Шексне.