Георгий Кублицкий - Про Волгу, берега и годы

И вот сила живого слова: захотелось увидеть гробницы названных Андрониковым грузинских царей, хотя я и прежде встречал упоминания о них. Но не было там строки о Вахтанге VI — "поэт и ученый". Было просто: царь Вахтанг VI. Ну и бог с ним, мало ли царей на белом свете! А царь-поэт, царь-ученый…

К сожалению, Успенский собор, где погребены Вахтанг VI и Теймураз II, сторонники сближения Грузии с Россией, был на этот раз закрыт в связи с реставрацией.

Когда я читал цитату из Андроникова — для удобства читателей против щита поставлена скамейка — ко мне подсел шофер крана, занятого неподалеку сокрушением остатков какого-то каменного сарая, возведенного хозяйственниками в свое время на территории кремля и никакой исторической ценности не представляющего. Кран поднимал тяжелый шар на цепи и им дробил стену. Но вышла заминка с самосвалами, крановщик подошел к приезжему. Из мест, посещенных Андрониковым, к стыду моему, мне неведомо было, чем знаменит Паробичев бугор, и я обратился к крановщику.

— Бугор-то? Есть такой, — подтвердил он. — Чем замечателен, говорите? Ну чем? Наша контора, верно, там. И больница большая. А так вроде все.

Настроившись на волну музы Истории, я вспоминал книгу о трех путешествиях, "достопамятных и исполненных многих превратностей", которую написал искатель приключений, парусный мастер Ян Стрейс, голландец, служивший русскому царю. Стрейс прошел Волгу на парусном корабле "Орел" и оказался в Астрахани как раз во время крестьянской войны. Голландец несколько раз видел Степана Разина на волжском струге и на астраханских улицах: "Это был высокий и степенный мужчина, крепко сложенный, с высокомерным прямым лицом, он держался скромно, с большой строгостью".

Стрейс нашел, что Астрахань выглядит весьма красиво, что это отличный торговый город, в котором полно дешевых фруктов и великое изобилие рыбы. Многие его сведения достоверны, однако голландец, как и некоторые его предшественники, не удержался от соблазна, хотя и с оговорками, описать знаменитый баранец. Это, видите ли, произрастающий в астраханских степях плод величиной с тыкву, похожий на барана, с головой, ногами и хвостом. Особенно замечательна его шкура, с блестящей и тонкой шерстью, из которой русские шьют шапки… Видимо, Стрейс причудливо сплел рассказы об арбузе, о красной, как кровь, его сердцевине и о каракуле.

Но что Стрейс, когда много лет спустя после него впечатлительный Александр Дюма, отправившийся в Россию в 1858 году, как он говорил, для того, чтобы поклониться царице рек, ее величеству Волге, разочаровал читателей своим легковерием и "баранцами", рассыпанными по трехтомному сочинению "От Парижа до Астрахани". Он писал о нижегородском публичном доме на четыре тысячи девиц, о начиненных черепахами лошадиных головах, подаваемых на ужин, о том, что кровати в России — совершенно неизвестный предмет обстановки…

В честь автора "Трех мушкетеров" всюду устраивались пышные приемы, церемонии и празднества: правительство старалось, чтобы писатель увидел лишь фасад крепостнической России. Так было и в Астрахани: лучший дом в городе, обед у губернатора, прогулки по Волге, знакомство с бытом персов, армян и татар — и, в особенности, с их национальной кухней, которой француз отдал должное, — наконец, инсценировка народного калмыцкого праздника с подношением гостю каракулевой шубы, серебряного пояса и прочих экзотических вещей…

Может быть, потому, что Астрахань значительно уступает Горькому территорией, промышленным весом, числом жителей, собственно речное выпирает здесь еще значительнее, чем в волжской столице.

Есть, конечно, Астрахань рыбная, с холодильниками, рыбоприемными пунктами, стоянками рыболовецкого флота, рыбными заводами, научно-исследовательскими учреждениями рыбного хозяйства, с институтом, готовящим инженеров-рыбников. Но и Астрахань водницкая — свой большой, самобытный мир.

Уже не первый год открыт реставрированный кремль, свыше десятка лет существует под его стенами площадь Ленина, площадь-парк, где пышные голубые ели соседствуют с куртинами махровых роз, от которых в пору цветения вся площадь становится алой. И все же летними вечерами астраханцы тянутся на волжскую набережную, в общем-то очень обыкновенную, даже бедную в сравнении с волгоградской, куйбышевской, саратовской. Астраханцы идут в парк к пассажирской Семнадцатой пристани, где аллеи усыпаны жесткими кремовыми лепестками отцветших акаций, как в других городах — тополевым пухом, где вместо развлекательных павильонов — билетные кассы, справочное бюро, контора порта, где вместо джаза — голос вахтенного штурмана: "Граждане пассажиры, через пятнадцать минут теплоход "Комарно" отправляется в рейс", "Отдать носовую", "Как якорь?" Но для астраханцев это — музыка Волги, ее привычные голоса.