Хамад Аджиль — ходатай по делам всей семьи. Правда, он неграмотен — читать умеют только дети, — но аллах наградил его умом не хуже, чем иного чиновника. Год назад господин Хасан, рассердившись за что-то на Хамада Аджиля, написал ложный донос. Аджиля схватили, надели наручники и бросили в тюрьму. Там он сидел, пока все выяснилось. Ад-жиль хотел, чтобы Хасана наказали за ложный донос, но, когда пришел с жалобой, его не стали слушать, а вытолкали за дверь.
Теперь другое дело. Господину Хасану самому пришлось приехать сюда, в «крепость», к братьям. Разговор был жарким, господин Хасан кричал, что братья пожалеют о своей дерзости, что он разделается с ними…
А как земельная реформа?
— Очень, очень хороший закон!
— Это закон для нас!
— Мы написали бумагу, просим землю!
Все говорят хором. Земли еще нет, но они верят, что правительство не забудет их. И какие планы уже вынашиваются!
— Кирпичные дома вместо глиняных!
— Электричество! Мы слышали, у нас тоже будет электричество, как в городе!
А насос? Может, братьям есть смысл накопить денег и самим купить машину для полива? Нет, покупать насос они не собираются. За всех отвечает Хамад Аджиль:
— Если правительство дает землю, то оно, может быть, даст нам и воду.
И все заулыбались, закивали головой.
…Если двор братьев напоминает крепость, то Ибрагим ибн-Сауд обитает в неприступном замке. Правда, его стены тоже вылеплены из глины, но они и толще и выше. А воротам могли бы позавидовать в Древнем Вавилоне: массивные, железные, с кирпичными столбами.
Ибрагим ибн-Сауд скорее кулак, чем помещик. Кулак ловкий, предпочитающий купить не автомашину, от которой одни расходы, а движок для насоса, обладающий чудесным свойством приумножать капиталец.
Вот хозяин выкатился из двери дома, огромный, толстый, в сером несвежем халате. Увидев незнакомых людей, да еще иностранцев, ибн-Сауд проворно исчезает. Через несколько минут появляется снова. Смотрите, совсем другой человек!
Он почти величествен. Несмотря на жару, ибн-Сауд облачен в серый халат, пиджак, а на плечи накинута легкая коричневая «аба», расшитая золотыми нитками. Куфия — шелковая, белая, с золотыми цветочками, и придерживает ее на голове плетеный шестигранник, тоже отливающий золотом.
Ибн-Сауд тяжело дышит. Индюк индюком, если бы не плутоватое выражение лица и не бойкость заплывших остреньких глазок. Он немного глуховат и время от времени прикладывает к уху ладонь.
На ибн-Сауда работают шестнадцать феллахов.
— Я справедливый, у меня не то что у других, — хвалится он, подмигивая и улыбаясь как можно простодушнее. — У меня феллахи довольны, живут по нескольку лет, никуда не уходят. Я их старший брат, аллах тому свидетель.
Толстяк отирает пот платком размером в пеленку, сверлит глазками гостей, но в дом не ведет и садиться не предлагает.
— Вот он арендует у меня землю тридцать лет. Если бы я был плох, разве он не ушел бы? Ты ведь ушел бы, правда?
Пожилой феллах угрюмо переминается с ноги на ногу и ничего не отвечает.
Господин ибн-Сауд прибрал к рукам не только землю. На берегу Тигра он поставил три моторных насоса, день и ночь качающих воду. От земли доход и от воды доход. А сколько же всего? Господин ибн-Сауд вместо ответа растопыривает пухлые пальцы и выразительно дует на ладонь: все, мол, идет на ветер, фу-фу — и нет денежек!
Что он думает о земельной реформе?
— Я вынужден быть довольным… Закон…
Но тут же начинает сердиться, наступает на переводчика, кричит, что скоро станет нищим, прибегает к жестам: делает вид, что перекладывает деньги из одного кармана в другой, считает их, сокрушенно качает головой, растопыривает пальцы, дует на ладонь.
Почему все-таки реформа должна разорить господина ибн-Сауда? Он, видите ли, боится, что феллахи получат — землю. Но даже если его арендаторы не получат земли, арендная плата в стране все равно снизится, а это убыток бедным помещикам.
— Вы такой умелый хозяин, наверное, что-либо придумаете…
Да, он уже придумал. Если правительство разрешит, он сам арендует побольше земли и на эту землю пустит побольше арендаторов. С каждого будет получать меньше, но зато их будет больше.
Нет, не намерен выпускать феллахов из своих цепких рук иракский Тит Титыч!
* * *
Из Багдада уходит на запад дорога к границам Сирии, Она пересекает Междуречье и Сирийскую пустыню. Вокруг дороги разбросано много хуторов и деревень. В одну из них мы едем вместе с уже знакомым читателю лейтенантом Бадри и Павлом Демченко.
Читать дальше