Георгий Кублицкий - Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

Тюрьмы были понастроены всюду. На них тратилось больше денег, чем на просвещение. Особенно пугал людей «Нукрат ас-Сальман», каменный гроб в совершенно безлюдной пустыне на юге страны. Заключенные мучились в страшной тесноте и жаре «железного сундука» — так прозвали обитую железом камеру — или в полутемном подвале под ней.

— Я хочу, чтобы моя будущая книга звала к бдительности, — говорит Нури.

Литератору в Ираке нелегко. Многие рабочие, а тем более крестьяне не умеют читать. При старом режиме почти не издавалось книг для народа.

— Зато у нас народная беспроволочная связь, — смеется Нури. — В редком квартале нет чайханы, и в редкой чайхане найдутся пустые столики. А за стаканом чая или холодной воды высказывается много хороших мыслей. Там говорят громко, чтобы слышали все.

Нури занимается пропагандой земельной реформы.

— Я хочу на специальном автомобиле поехать по деревням. У нас будет с собой аппаратура. Мы станем записывать разговоры крестьян о реформе на магнитофонную ленту и передавать их потом по радио. Я хочу также записывать народные песни и сказки.

С Тигра доносятся странные звуки, будто неведомая большая птица с силой бьет по воде крыльями. Нури прислушивается:

— Рыбаки. Загоняют рыбу в сети.

Неподалеку от берега загорелся огонек лампы вроде нашей «летучей мыши». Блики задрожали на темной воде, осветили до тех пор невидимую лодку, белые фигуры рыбаков.

— Пора, — говорит Нури. — Патрули уже вышли на улицы, скоро комендантский час.

Рыбаки гребут к берегу. На мосту почти не видно прохожих. Площадь пуста, железные шторы закрыли витрины на улице Рашида. С полуночи до утра выходить на улицу запрещено. Город патрулирует армия.

….На следующий день Багдад встречал Муллу Мустафу аль-Барзани, одного из руководителей антиимпериалистического восстания курдов. В Ираке их около полутора миллионов.

Я много слышал о Барзани. Говорили, что еще мальчишкой он сражался против турок и в те годы, когда другие сидели за партой, узнал тюремную решетку. Потом его ссылали англичане. Он снова тайком возвращался в родные горы на севере страны, чтобы продолжать борьбу.

Барзани провел долгие годы за границей, но его хорошо помнили. Под окнами гостиницы, где он остановился, собралось множество людей. Большинство пришло в национальной курдской одежде: чалма с бахромой, мешковатые брюки, суженные у лодыжек, несколько раз обернутый вокруг талии широкий матерчатый пояс, за которым нож, пистолет и трубка.

Барзани вышел на балкон в темно-синем костюме обычного европейского покроя. Он выглядел очень взволнованным и прикуривал сигарету от сигареты.

Через вестибюль толпа прорвалась в садик на берегу Тигра. Барзани подняли на стул посредине тесного людского круга. Он поднял руку:

— Друзья, разрешите мне передать вам привет от ваших братьев курдов, которые много лет были в эмиграции. Мы вернулись, чтобы работать вместе с нашими братьями и защищать нашу родину. Да здравствует братство арабов и курдов!

Толпа, словно наэлектризованная, скандировала лозунг арабско-курдской дружбы:

— Арабия — Курдия! Арабия — Курдия!

И затем много раз подряд:

— Яыш, яыш, яыш!

Это можно перевести, как «да здравствует!». Буквально же возглас означает «жизнь».

Над головами взметывались руки, сплетенные в рукопожатия.

После революции временная конституция республики объявила, что арабы и курды объединены в одной стране. Курды впервые за долгую историю их жизни в Ираке были названы полноправными гражданами.

Небо над рабочими окраинами Багдада не замутнено дымом фабричных труб. По числу заводов он, наверное, на одном из последних мест среди больших городов мира. Тем, кто хозяйничал в Ираке, нужен был рынок для продажи привозных товаров.

На окраинной улице Омара — гаражи, склады, кустарные мастерские, лавчонки и харчевни. Был час обеда, и рабочий люд закусывал чем бог послал.

А бог пока не очень щедр к труженикам. Хорошо, если утром к лепешке с помидорами удастся добавить горсть фиников и стакан чая. Неплохо похлебать и «лабан» — простоквашу из молока буйволиц, овец или коров. Подают ее в больших чашах на пять-шесть человек, и тут уж не зевай, если не хочешь остаться голодным!

В Ираке не скажут: «Дешевле пареной репы». Пареной репой торгуют повсюду, но она не так уж дешева, и босоногие ребятишки только облизываются у лотков с этим лакомством.

Я и мой друг завтракаем в уличной харчевне, где подают «пачу». Под огромным закопченным котлом рвется из нефтяной форсунки пламя. В котле булькает варево из бараньих голов и ног. Запах вареного мяса дразнит аппетит.