— Да, сады Семирамиды были именно здесь, — повторил Хаджи Омран.
Мы знали, конечно, что в действительности «висячие сады» вовсе не висели и что легендарная ассирийская царица Семирамида не имела к ним отношения. Эти сады Навуходоносор приказал посадить для своей любимой жены Амитис, тосковавшей на опаленной равнине по лесистым горам, где она родилась. Возле дворца были сложены из камня прочные террасы, поднимавшиеся ступенями к городской стене. На них насыпали слой земли и посадили множество растений, собранных со всей страны. Рабы день и ночь вращали огромные колеса, поднимая воду для полива садов.
Да, мы знали все это. Но террасы рисовались мне какими-то необыкновенными сооружениями. Тут же, судя по руинам, были не сады, а садики. Должно быть, древних поражала сама необычность царской затеи.
Геродот писал о Вавилоне в годы его нового расцвета: «Устроен он так прекрасно, как ни один из известных нам городов». И таким надежным казался наполненный водой глубокий защитный ров, так высоки и крепки были стены, по верху которых ездили на четверке лошадей, так массивны были медные ворота Вавилона, что сменявшие друг друга после Навуходоносора вавилонские цари, говоря нашим обиходным языком, самоуспокоились.
Когда войска персидского царя Кира темной ночью внезапно начали штурм столицы, сын вавилонского царя Валтасар, которому поручалась ее оборона, беспечно пировал с друзьями. В разгаре пира, по преданию, неведомая рука и начертила на стене таинственные огненные слова «Мене, мене, текел уфарсин», пророчащие скорую гибель Валтасару.
Персы, овладев городом, не жгли и не разрушали его. Тяжелые поборы и дани сделали свое дело не хуже меча и огня: Вавилон стал хиреть. А потом персидский царь Ксеркс — тот, что в отместку за поражения своего флота велел высечь море, — рассердившись на строптивых вавилонян, разграбил город.
Не возродил его и Александр Македонский, вошедший через городские ворота после разгрома персов. Вавилон стал последним городом великого завоевателя. Погиб он не в бою. Виновником его смерти, сказал Хаджи Омран, возможно, оказался лишний бокал вина. После пира Александр искупался в прохладной воде Евфрата, который тогда нёс воды возле самого города. Началась злая лихорадка. Несколько дней спустя, чувствуя приближение смерти, полководец в последний раз сделал смотр войскам.
— Солдаты шли мимо его ложа много часов. Александр Македонский был последним великим человеком, которого видели стены Вавилона. А потом Евфрат прорвал плотину, размыл часть глиняного города и, изменив русло, ушел от него, предоставив пескам пустыни похоронить руины.
Мы провели среди руин целый день. На прощание Хаджи Омран подарил нам по кусочку серого камня. Мне показалось, что это просто осколок кирпича. Но вечером, вынув подарок из кармана, я при боковом свете лампы увидел переплетения странных углубленных линий на гладкой его стороне.
Возможно, этот камень был ровесником вавилонской башни.
…Все то, о чем вы только что прочли, я, вернувшись в Москву, рассказал по радио. Передача кончалась словами о камне. Вскоре зазвонил телефон:
— Простите, пожалуйста, это вы рассказывали о Вавилоне? Да? Так зачем вам гадать, чьим ровесником был ваш камень? Вы говорите, что на нем углубленные линии. Стало быть, это клинопись. Вот пусть вам и прочтут, что там написано… Только и всего…
— Извините, — перебил я, — но вы говорите так, будто прочесть древнейшую надпись — это, это…
— Для нас с вами это невозможно, — ответил голос в трубке, — но есть люди, которые совсем неплохо справляются с древними текстами. В Ленинграде бываете? Так вот, запишите адрес: Государственный Эрмитаж, Дьяконов Игорь Михайлович. Желаю успеха!
Приехав при случае в Ленинград, звоню в Эрмитаж. Да, Игорь Михайлович Дьяконов у себя, заходите, пожалуйста…
Просторный кабинет с низкими полукруглыми сводами. На стенах рисунки боевых колесниц с грозными бородатыми царями. Большой стол завален рукописями, книгами, свитками плотной бумаги. Тут же покрытые клинописью плитки из обожженной глины.
— Давайте-ка ваш камень, — промолвил Игорь Михайлович, когда я рассказал, зачем пришел.
Сейчас он возьмет лупу, в долгом сосредоточенном молчании застынет над моим сокровищем… Однако Игорь Михайлович лупы не взял, а подошел к окну, за которым катила серые волны Нева и поблескивал в небе шпиль Петропавловской крепости.
— «Царь Вавилона, попечитель храмов…» Тут кусочек отломан, дальше знаки сохранились… В целом это будет звучать примерно: «Навуходоносор, царь Вавилона, попечитель храмов Эсагилы и Эгиды».
Читать дальше