Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Возьмем, к примеру, «Метрóполь» (ударение на среднем слоге), самый скандальный альманах конца 1970-х годов. Та еще история! Для молодых напомню. Группа авторов желает напечатать сборник своих произведений, им запрещают, причем, запрещает не КГБ: «Многие до сих пор убеждены, что 5-е управление КГБ запрещало выход каких-то произведений литературы и искусства. Это ни на чем не обоснованная ложь. За весь период моей работы был лишь один случай, когда мы воспротивились выходу на экраны фильма “Агония”, ибо видели его антиреволюционную направленность» (Ф. Бобков) (47). То есть, вроде даже КГБ был за выход «Метрополя», но то ли московский горком партии, то ли московская ячейка СП запрещают выход альманаха. И начинается грандиозный скандал.

Праздник должен был состояться в кафе «Ритм» возле Миусской площади. Организаторы пригласили человек триста художественной и нехудожественной интеллигенции. Дальше началась детективная история: квартал оцепили, кафе закрыли и опечатали по причине обнаружения тараканов, на дверь повесили табличку «Санитарный день». Отцу одного из авторов альманаха, писателя Виктора Ерофеева, предлагают, чтобы сын написал отречение от составительства «Метрополя», либо конец карьере папы-дипломата: «Секретарь ЦК Зимянин не пожелал говорить с моим отцом наедине, так как воспринимал его уже как противника. Присутствовал Альберт Беляев, в ту пору “центровой” гонитель культуры, и заведующий отделом культуры ЦК Шауро, с которым отец был знаком со студенческих лет. Когда Зимянин показал на отца и спросил: “Вы знакомы?” – Шауро протянул руку и представился: “Шауро”. Так проходил водораздел» (48). На выходе глупейшей истории, спровоцированной органами цензуры, мы получаем десяток первоклассных писателей-диссидентов. Среди них А. Вознесенский, А. Битов, Б. Ахмадулина, В. Высоцкий и другие знаковые фигуры тогдашнего литературного бомонда, которые оказываются в публичной оппозиции.

Ржавая система перестает справляться со строптивцами. Она еще пытается сопротивляться, предпринимать санкции, например, исключать из Союза писателей. И что же – последовали ответные санкции! «Нас исключили в наше отсутствие… Наши товарищи собрались и написали письмо протеста. Его подписали Аксенов, Битов, Искандер, Лиснянская, Липкин. В письме говорилось: если нас не восстановят, все они выйдут из Союза. Такое же письмо послала и Ахмадулина. Об этом не замедлил сообщить “Голос Америки”. Страсти накалились. 12 августа 1979 года “Нью-Йорк таймс” опубликовала телеграмму американских писателей в Союз писателей СССР. К. Воннегут, У. Стайрон, Дж. Апдайк (по приглашению Аксенова участвовавший в альманахе), А. Миллерр, Э. Олби выступили в нашу защиту. Они требовали восстановить нас в Союзе писателей, в противном случае отказывались печататься в СССР. В СП, кажется, сильно струсили» (49).

Вениамин Каверин, «Эпилог»: «Я дописываю последние страницы этой книги, читая “Метрополь”, самовольный бесцензурный альманах, вышедший в Советском Союзе в 10 экземплярах и мгновенно подхваченный зарубежными издательствами… Это – книга, каждая страница которой дышит сопротивлением, свободой…». Значит, правы цензоры. И далее: «Значение “Метрополя” не в том, что в нем напечатаны произведения, украсившие нашу литературу, а том, что в годы общественного молчания он показал, что общественное мнение не только существует, но обладает своим вкусом и тактом» (50). Прошу вас, ради интереса, перечитайте пресловутый альманах сегодня – много ли литературных достоинств вы в нем обнаружите? Но ведь раньше находили, восхищались! Почему?

Особой параллельной сферой альтернативного бытия советского гражданина, еще более демократической, нежели трудоемкий и опасный самиздат, стало распространение магнитофонных записей. Песни Высоцкого, Окуджавы, Галича, исполнителей блатной музыки, записи концертов Жванецкого ходили по рукам в миллионах экземпляров. Среди молодежи распространялись концерты подпольных рок-групп, вроде «Машины Времени», «Аквариума», «Зоопарка», «Кино» и т. д. В те времена слухи о любом событии в контркультуре распространялись моментально, причем по всей территории Советского Союза. Через «магиздат», как его называли, к альтернативным источникам информации приручались практически все взрослые граждане СССР, что тоже воспитывало культуру потребления запрещенной информации.

Уже к середине 1970-х поток неподцензурной информации принял такие масштабы, что процесс абсолютно вышел из-под контроля властей. Более того, порою власть сама пользовалась альтернативными источниками. А. Микоян не без гордости отмечал: «Я всю жизнь продолжаю читать антисоветскую литературу, и не без пользы, если там есть аргументы и факты» (51). Но что позволено советским Юпитерам категорически запрещалась советским быкам. Так мнилось «небожителям». Показателен анекдотический случай, когда заведующий отделом культуры ЦК Д. Поликарпов прорабатывал редактора тбилисского журнала «Мнатоби» поэта С. Чиковани, который напечатал автобиографию Б. Пастернака на грузинском языке. Позднее тот вспоминал: «Поликарпов открыл свой сейф, достал из него бутылку водки, бутерброды с колбасой… Когда бутылка опустела, Поликарпов, еле заметно покачиваясь, снова пошел к сейфу… он в своем угрюмом идеологическом сейфе вместе с водкой держал (записи) бывшего эмигранта А. Вертинского: