Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

1 мая и 7 ноября стали днями массовых карнавальных действ: по городским улицам Москвы, Ленинграда, Харькова, других городов в общем течении демонстрантов двигались конструктивистски оформленные грузовики с веселящимся народом, механизированные макеты и модели достижений (фабрика, изба-читальня, сберкасса), корабли, маяки (символ значения СССР для других народов) и т. д. В сценариях карнавалов учитывались разнообразные мелочи, которые оговаривались в прописанных инструкциях: «Реализуя участие в демонстрации, нужно иметь в виду не только оформление карнавальной машины, работников театра, а также подбор словесного и музыкального текстов для карнавала. Надо добиться, чтобы все колонны театров вносили максимум оживления, красочности, бодрости в ряды демонстрантов, являя образцы затейничества, коллективной декламации и массовых песен» (2). Революционные песни, легко переходили в нехитрые частушки, написанные на злобу дня: «Чемберлены поспешили/ Ультиматум нам прислать/ «Ульти» к делу мы пришили, /Матом будем отвечать». Живописное описание подобного комсомольского карнавала дают Ильф и Петров : «Понесли чучело английского министра Чемберлена, которого рабочий с анатомической мускулатурой бил картонным молотом по цилиндру. Проехали на автомобиле три комсомольца во фраках и белых перчатках. Они сконфуженно поглядывали на толпу.

– Васька! – кричали с тротуара. – Буржуй! Отдай подтяжки» [117] Как мы помним, тему «ответа Чемберлену» собирался даже запечатлеть Остап Бендер в бессмертном полотне «Большевики пишут ответ Чемберлену». .

Ну и, разумеется, непременные атрибуты карнавалов – гробы для мирового капитала, самых разных фасонов и цветов. В эпизоде, где Балаганов пугается черного гроба с надписью «Смерть бюрократизму», известный исследователь творчества соавторов Ю. Щеглов усматривает даже мотивы готического жанра и рыцарского романа, которые остроумно скрещены с похоронной образностью агитпропа: «Остап открыл дверь и увидел черный гроб. Гроб покоился посреди комнаты» и так далее… После таинственного полумрака и испуга следует обыденное объяснение: «Это был прекрасный агитационный гроб, который по большим праздникам геркулесовцы вытаскивали на улицу и с песнями носили по всему городу. Обычно гроб поддерживали плечами Скумбриевич, Бомзе, Берлага и сам Полыхаев, который был человеком демократической складки и не стыдился показываться рядом с подчиненными на различных шествиях и политкарнавалах».

Уличная карнавальность и политическая заостренность врывалась в молодое советское искусство. Постановки Мейерхольда, кинематограф Эйзенштейна, диспуты Маяковского – явления, ставшие символами бурных 1920-х годов [118] Интересно передает атмосферу истерического стремления к культуре в то время фрагмент из мемуаров И. Эренбурга: «В Харькове импресарио снял цирк «Миссури». Никаких микрофонов в то время не было. Я, надрываясь, кричал что-то о фильмах Чаплина, а публика ревела: «Не слышно». Я хотел уйти; меня удержал импресарио: «Потребуют деньги за билеты. У меня большая семья… Постарайтесь!.. Жена вам уже взбивает гоголь-моголь…» (3) Здесь и арендованный цирк (один из крупнейших залов Харькова той эпохи), и модный кинематограф, и практика продажи билетов на лекции об искусстве. . Примечательны в этом отношении театральные постановки Н. Фореггера, чьи актеры были профессиональными акробатами, танцорами, эксцентриками и физкультурниками. Театральный режиссер А. Алексеев свидетельствует: «В его спектаклях гимнастика и танцы на весьма рискованные сюжеты были перемешаны с умными и часто остроумными памфлетами. Так что весь спектакль превращался в какой-то конгломерат цирка и варьете с привкусом эротики и политики… В «Женитьбе» по Фореггеру на фоне яркого плакатного футуризма Подколесин и Степан в клоунских костюмах вылетали навстречу друг другу, вися на трапециях вниз головами, и в таких позах, летая по сцене, читали свой монолог. Вот первые его строки:

Подколесин : Висишь, висишь, вдруг станет скверно… Манит к себе прекрасный пол… Все в этом мире эфемерно… Степан! Куда ты?

Степан : В комсомол!

…Кончалось действо «производственными» танцами: ни с того, ни с сего выходили почти обнаженные парни и девушки и имитировали машины, что было у Фореггера непременным элементом всех его спектаклей и что артисты делали действительно виртуозно» (4).