Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Региональное возрождение и одновременное возрождение имперского сознания не могло быть совместимым [102] Нужно понимать, что национализм местных кадров был лишь идеологической ширмой, под которой шло их объединение и структурирование в кланы. Несколько волн репрессий 1930-х годов против национальной элиты искореняли местничество, недопустимое в централизованной империи. . Присматриваясь к процессам, происходящим на Украине, не испытывал восторгов не только Сталин, но и интеллигенция метрополии. Почти все писатели южнорусской, весьма тогда влиятельная литературной школы (Ильф, Петров, Катаев, Олеша, Бабель, Багрицкий и мн. др.) своими глазами имели возможность наблюдать, как проистекала «украинизация» при Скоропадском и Петлюре, и видеть ее логическое продолжение на Советской Украине. Столичные мэтры не давали спуску провинциалам, пусть и «национально возрожденным».

От нахальных гениев, которые, опирались то на «национальное возрождение», то на «классовую теорию», настоящей культуре приходилось отбиваться ежедневно. Местечковые таланты в своем хуторянском самомнении с наслаждением топтали Булгакова и Довженко, которых, к пользе всего человечества, защищал от них лично Сталин. Одновременно вождь получил личную возможность столкнуться со средневековой нетерпимостью украинских большевиков и культуртрегеров, которым скоро предстоит превратиться в многократно оплаканное сегодня «расстрелянное возрождение». В столице, может быть, их было кому покритиковать хотя бы с профессиональной точки зрения, а вот в национальной провинции они чувствовали себя истинными родоначальниками новой литературы (письменности, орфографии, пунктуации, культуры, нации и т. д.). Однако нарождавшейся империи оказались нужны таланты не местечкового уровня, пусть и прикрывавшиеся ура-революционной фразой.

Растоптать Булгакова и прочих «попутчиков», запретить сатиру, сбросить, в конце концов, Пушкина, с «корабля современности» – являлись каждодневными требованиями того времени. «В Москве я украинский националист, а в Киеве – москаль», – с горечью признавался А. Довженко (30). Требования на грани ультиматумов выдвигались и искренними сторонниками радикальных перемен, и конъюнктурщиками, которых стремительно вырождавшийся слой советской элиты порождал в изобилии. Сталин периодически одергивал наиболее ретивых гонителей, преследуя собственные цели, то есть создание мощного централизованного государства. И вполне искренне поддерживали его сочувствующие новой государственной политике сторонники как из дореволюционной, имперской интеллигенции, так и те из советской поросли, которых Солженицын впоследствии презрительно обзовет «образованщиной».

В то время, когда страна возвращалась, хоть пока и неявно, к имперским ценностям, пока еще шли ожесточенные идеологические сражения между ультра-революционерами и остатками образованных классов дореволюционной России, выросли молодые люди, воспитанные уже в советское время, которых партия готовила для технического обслуживания здания социалистического государства. В июне 1936 года влиятельная эстонская газета «Пяэвалехт» отмечает, что соседнем государстве появился «небывалый и невиданный род людей – многомиллионная армия молодежи» (32). Об особенностях взращенной в короткий срок истинно советской молодежи говорят многие авторы. Это поколение оказалось жестоко выкошено вскоре последовавшей войной, но если бы оно вступило в свою зрелость в полной силе и численном превосходстве, пожалуй, неизвестно, кто бы доминировал на политической арене и как сложилась бы судьба государства в пятидесятые годы. Это поколение тридцатых – во многом утраченное.

В отличие от балованной элиты воспитывались будущие служители сталинского государства в суровости реальных будней страны. Очевидец свидетельствует: «Хотя всем внушали, что в советское время наказание поркой и другим физическим воздействием немыслимо и строго карается законом, не выучивших урок или провинившихся… не только ставили на горох, на колени в угол на все время урока, но и драли за уши, а уж подзатыльники вообще считались обычным делом. Тот, кто жаловался, мог ожидать еще худшего обращения» (33). Особо следили за идеологическим воспитанием – идеалы коммунизма, пролетарский интернационализм, партийная и комсомольская дисциплина впитывались учащимися с самого раннего возраста.