Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Размышляю над вашей «Блудой». Возникли вопросы. Если ПМ — это современный формат мышления, то когда совершился переход к нему? Можно ли назвать какое-то определённое время или событие?

Мышление советского человека (как социального типа) было основано на идеологии. Пиксельное мышление основано на минимальных единицах смысла. И там, и там — штампы, стереотипы, клише. В чём принципиальное отличие этих моделей мышления?

Пиксельное мышление я называл современным форматом мышления в том смысле, что ПМ — это глупость как информационная технология. Три признака этого мышления собственно и есть суть технологии. А глупость — она вечная, она была всегда, но не всегда она была технологией.

Дело в том, что сейчас глупость перестала быть просто ложью, она стала «реальностью, произведённой информационной технологией». Продавцы-«помогаи» в магазинах продают не товары, а смысл жизни. Милена в своей реальности — успешный человек. В реальности, созданной Моржовым, лагерь заполнен детьми. Щёкин плодит разные реальности, как мыльные пузыри. В такой ситуации глупость перестаёт быть досадной помехой, а становится злом, ведь на ней базируется некая реальность. О новой информационной ситуации говорит Щёкин: мир субстанционально изменился; раньше он был сделан из добра (из здравого смысла), а зло искало себе ниши, а теперь мир сделан из зла (из информационных технологий), и ниши для себя уже ищет добро. Такой мир Щёкин и поименовал «блудой». То есть «всеобщего перехода к ПМ» нет, есть изменение онтологического статуса человеческой глупости.

Принципиальное отличие в том, что обычная глупость отрицает смысл вообще, а пиксельное мышление (глупость как технология) перестраивает смысл из верного в ложный. Глупость по способу уничтожения смысла можно уподобить артобстрелу, пиксельное мышление — радиоактивному облучению. Глупость порождает врагов, пиксельное мышление — мутантов. В советское время роль системной глупости выполняла идеология: она давала ложные установки. В нынешнее время пиксельное мышление извращает вообще всё восприятие мира человеком. Скажем, в СССР идеология давала установку: «США — враг». И всё, что исходило из США, воспринималось негативно. В нынешнее время пиксельное мышление убеждает человека: «Ты всё понимаешь». И для такого человека вообще всё непонятное или чужое оказывается хренью. С позиции идеологии деятельность Моржова — разврат и обман государства. С позиции пиксельного мышления деятельность Моржова — тайные пороки писателя Иванова.

Глупость стала информационной технологией. Сама по себе она просто искажает, увечит реальный мир. Но как информационная технология она создаёт виртуальные миры, которых нет вообще. Но мы в них живём

В «Географе» вы создали героя, который противопоставлен и мужским персонажам, и женским. Он особый, но мужчина. И отсюда его трагичность: он отказывается от стереотипной мужской самореализации. Так ли это? И если так, то чем же всё-таки он отличается он от других персонажей романа и чем на них похож?

Алексей Викторович, вы смотрели фильм А. Звягинцева «Возвращение»? Миссия Географа и главного героя фильма очень схожа: они проводят ребят через, так сказать, инициацию. Один ли результат? В фильме герой умирает. Звягинцев видит определённую трагичность в миссии проводника и Учителя. Как, по-вашему, почему Служкин не умирает? Теряет ли он что-то во время этого похода?

Я не думаю, что Служкин отказывается от «стереотипной мужской самореализации». Ему просто не удаётся то, что удаётся Будкину или Колесникову. Он не такой человек — слишком интеллигентен. И отличается он в первую очередь сложностью душевного устройства.

Можно пофилософствовать. Герои романа самоидентифицируются по времени: они таковы, какова эпоха, и хотят от жизни то, что предполагает время, — общественного статуса и устойчивости (благополучия). А Служкин самоидентифицируется по месту. Он же говорит: «Я плоть от плоти этой земли…» Поэтому он Географ и ведёт детей в поход. Времена изменчивы, место постоянно. Служкин не вписывается в эпоху, но вписан в территорию. Для такой самоидентификации статус и благополучие не важны.

Конечно, в каком-то смысле Служкин корреспондируется с героем из «Возвращения». Но в его походе нет миссии инициации. Во-первых, для инициации скорее подошёл бы маленький поход — лыжный, а не большой — водный. Во-вторых, какая же это инициация, если инициатор упился вдрызг и всё сделал не так, как хотел? Подросткам Служкин даёт не «посвящение в жизнь», а возможность перекодирования: раньше вы соответствовали своему времени (возрасту и статусу подростка), сейчас попробуйте соответствовать своему месту (таёжным рекам). Идентификация по месту и позволяет «отцам» стать людьми, совершить поступок — пройти через порог.