Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Конечно. Я ставлю «Блуду и МУДО» в смысловой ряд с «ДПП(НН)» Пелевина и «ЖД» Быкова. Поэтому в названии — аббревиатура. На мой взгляд, все эти три романа — об одном и том же: почему всё есть так, как есть. И все три романа свои объяснения строят на конспирологии. Пелевин — он вообще весь из конспирологии, Быков — почти весь (в «ЖД» это теория варягов, хазар и коренного населения). В «Блуде» же — пародийная щёкинская теория инопланетянина, который при посадке на Землю разорвался на «три источника, три составные части», которые попали в разных людей.

Не раскроете секрет, сколько лет вашим героям? Мне это интересно, потому что я всё время прикидываю на себя, когда читаю книги, и сравниваю мысли и поступки героев со своими, особенно если мы сверстники. Ну, типа, насколько я лох / не лох по сравнении с ними и автором.

Вот Служкин, к примеру. Лет ему 27–28. А вот Будкин, который младше Служкина, кажется старше его. Осташа — ну, там подсказки ваши — ему лет 18–20. Отличнику — 18–19. Игорю — 23. Нелли, Лёльке — 22–24. Ваньке — 25–26. Моржову — за 30. Скорее, 32–33. Щекину — 33–35. Розке, Милене — «под тридцатчик» обеим. Милена, может, чуть старше. Такими вот я их увидел.

Вы задаёте системные и просто-таки монументальные вопросы… А расклад по возрастам такой. Служкину — 28. Будкину — 27. Моржову — 28. Щёкину — 27. Розке и Милене — «под тридцатчик». Осташе — 19. Отличнику — 18. Лёле и Нелли — 20. Игорю — 22. Ваньке — 24. Так я задумывал.

Как вы думаете, почему основная критика считает «Блуду и МУДО» неудачной? На больную мозоль надавили, что ли? Почему некоторых так бесит эротизм? Моржов думал о сексе постоянно… Ну и что? Странно воспринимать этот роман так прямолинейно. Всё равно что русские частушки анализировать с точки зрения морали.

Критики — только репрезентативная часть читающего сообщества. Критика отражает общие тенденции. Мои претензии к критикам в том, что они могли бы работать более профессионально, нежели обычные читатели, от которых профессионализма не требуется. Если в романе с порога отвергнуть наличие смысла, то, конечно, роман покажется полной ерундой. Каковой он и показался критикам и обществу. Ну, немалой его части.

По поводу любви и секса… Считать, что между мужчиной и женщиной могут быть только любовь или секс — очень «пиксельно». Женщина вообще-то тоже человек. И взаимоотношения представителей разного пола могут строиться ещё и на конфликте идеологий, на конфликте гендеров. Я уже не раз говорил, что «Блуда» — не о сексе, а о гендере. Хотя бы по той причине, что секс и смех — взаимоисключающие аффекты. А в «Блуде» — и смех и грех. Пренебрежение этим важным обстоятельством показательно для общего характера оценки «Блуды»: она «пиксельная».

Например, я не раз встречал глубокомысленные замечания, что «Иванов не смог воздержаться от краеведческих описаний». Или что я описывал родной город. Но ведь Ковязин — вымышленный городишко, небольшой райцентр. А я вообще-то живу в областном миллионнике с реальным характером. (Видимо, для москвичей всё, что за МКАД, — одинаковая деревня.) Получилось прямо как в романе, когда несчастный краевед Костёрыч печалился: «Даже если я буду заниматься дельтапланеризмом, то всё равно скажут, что занимаюсь краеведением, ведь летаю-то над родным краем». Немало найдётся и других примеров «пиксельного» восприятия.

В общем, похоже, что «Блуду» оценивают те, кто в ней и описан, — гордые носители пиксельного мышления. Описаны они весьма нелицеприятно. Поэтому их оценка романа кислая. Слишком уж крива рожа-то в зеркале.

Мой вопрос, наверное, покажется вам слишком глупым, детским, но всё же охота узнать, как вы представляете себе жизнь Служкина после увольнения. Может ли с ним произойти что-то принципиально новое, есть ли место для перемен в его «пустыне одиночества»?

Служкин научится не дёргаться от жизненных ударов и держаться прямее. Он не избавится от одиночества — «самостояние человека» всегда подразумевает определённую степень отъединённости. Но для меня мой герой прочно впаян в первую половину 90-х, какой она была в Перми. За прошедшие 15 лет здесь мало что изменилось. Следовательно, для меня у Служкина на 15 лет вперёд нет шанса жить лучше. Но ведь «Географ» не про то, как д’Артаньян получил маршальский жезл, а про то, как д’Артаньян не предал своих друзей и не примирился с врагами. «Географ» — не про то, как побеждают, а про то, как не сдаются. Поэтому будущее здесь не важно.