Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер - несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

В ответ на разорение повсеместно вспыхивали крестьянские мятежи. Шолохов в письмах того времени писал, например, о появлении на Дону антисоветских банд, в том числе конных, до нескольких десятков человек, число которых все увеличивалось. Казак к такому привычен — вскинулся на коня и пошел наметом по степи! В 1929 году было зарегистрировано около 1300 крестьянских мятежей. Ясно было, что война против кулака превратилась в войну против деревни, как таковой, и что, пока крестьянин будет иметь собственность, справиться с ним не удастся. Пресловутую альтернативу надо было решать методом «или — или». Либо капитулировать перед мужиком, либо его этой собственности лишить, превратить в такого же наемного работника, как и рабочие заводов и фабрик.

В 1929 году еще можно было отступить. Надо было выбирать: сдаться на милость держателям хлеба либо идти до конца, каким бы он ни был, но тогда уж не отступать и не сворачивать. Сталин решил идти вперед. Тогда-то он и сделал тот самый ход, которого никто не ждал, как тот волк, что махнул через флажки…

В 1929 году на ноябрьском пленуме ЦК неожиданно было объявлено, что в настроении крестьян произошел перелом и они в массовом порядке пошли в колхозы, хотя к тому времени было коллективизировано лишь 7,6 % крестьянских хозяйств, которые к тому же занимали лишь 3,6 % посевных площадей страны. Да и существовали многие колхозы только на бумаге. Однако установка была дана. Коллективизацию предписывалось завершить летом 1930 года.

После ноябрьского пленума Сталин не созывал нового пленума восемь месяцев. Оно и понятно: решение принято, а в такой напряженный момент дискуссии о правильности политики в деревне совершенно ни к чему. Поговорить можно потом — в случае удачи — в Кремле, в случае неудачи… на том свете, наверное, где же еще? В течение этих восьми месяцев и разворачивался тот самый, знаменитый первый тур коллективизации, исключительный по жесткости и бескомпромиссности применяемых мер.

Раскулачиванию предполагалось подвергнуть 3―5 % крестьянских хозяйств. У остальных просто добровольно-принудительно обобществлялась земля, скот, средства производства.

Крестьяне отвечали в основном тремя способами. Первый, хорошо знакомый нам по нынешним дням — письма к властям. Только за осень и зиму 1929―1930 годов на имя Сталина и Калинина поступило более 90 тысяч жалоб. Писали в основном сторонники Советской власти на местах, сельские коммунисты и сочувствующие. Ответ был тоже примерно такой же, как в нынешнее время, — никакого ответа.

Вторым способом стал массовый убой скота, тут же административно запрещенный. Несмотря на это, убой продолжался. Видя, что происходит, крестьянин-середняк уничтожал все, даже птицу, и шел в колхоз без ничего — действовал как тот мужик, что перед подходом Наполеона поджигал собственный дом. В некоторых районах сплошной коллективизации скот был уничтожен до 80 %. Всего, например, в Центрально-Черноземной области, как писал в докладе секретарь обкома И. М. Варейкис, к 10 февраля 1930 года поголовье крупного рогатого скота сократилось на 49 %, овец и коз — на 67 %, свиней — на 86 %. В разных масштабах, но так происходило везде.

И наконец, последний — точнее, первый способ…

В «Рютинской платформе» приводятся данные: в начале 1930 года в стране прошло более 500 крупных восстаний с тысячами участников в каждом. Во многих случаях в них участвовали и ими руководили коммунисты и комсомольцы. Едва ли Рютин имел доступ к данным ОГПУ — скорее всего, он основывался на собственной информации, то есть сообщениях и слухах. А вот что пишут современные исследователи…

В 1996 году вышла книга Н. А. Ивницкого «Коллективизация и раскулачивание». Картину он нарисовал — масштабней некуда. Куда там до событий 1930 года знаменитой крестьянской войне 1921 года. Тогда, не считая банд, насчитывалось два крупных восстания. Западносибирский мятеж — около 60 тысяч человек и прославленный Антонов на Тамбовщине — всего-то около 50 тысяч. Остальные повстанческие лидеры — Вакулин, Серов, Сапожков, Рогов насчитывали в своих «армиях» не более двух тысяч человек, и то не постоянно. Возьмут они в плен целый полк — у них две тысячи «бойцов». Через неделю те разбегутся — у них опять все те же триста сабель. В 1930 году мы видим совсем иную картину.

Начинали обычно бабы. Ну, бабья война шумная, но не шибко опасная. Покричат, уполномоченных за волосья подергают, может, побьют кого — и все. Однако коллективизаторы, по «отмороженной» своей природе не терпящие противоречия, на бабий протест реагировали нервно, в чем были неправы.