Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер - несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Новая сельскохозяйственная политика правительства явилась ферментом, катализировавшим рост разногласий в государственной верхушке. Уже в самом начале битвы за хлеб партийная верхушка фактически раскололась. Главным противником Сталина почему-то считают Бухарина, вероятно, потому, что он был знаковой фигурой второй реабилитационной волны (как знаковой фигурой первой был Тухачевский). Однако даже поверхностное знакомство с его позицией говорит, что Бухарин оставался верен себе в своем основном свойстве — не знать, чего он хочет. Вроде бы и так, как действовали, действовать нельзя, и в то же время совершенно непонятно, что делать. Его ученики открыто осуждали Сталина за его сельскохозяйственную политику, а их учитель уговаривал, настаивал на «всестороннем обсуждении положения дел», хотя бы в рамках Политбюро. Сталин не имел ни малейшего желания встречаться с Николаем Ивановичем. И может быть, вовсе не потому, что чувствовал его правоту, или правда глаза колола. Тут надо принять во внимание одну особенность этого человека — его способность говорить много и невразумительно, топить предмет разговора в словах, за что язвительный Троцкий дал ему уничижительную кличку «Коля Балаболкин». Можно представить себе реакцию Сталина: дел невпроворот, в стране невесть что творится, а тут еще этот…

Поскольку Сталин не хотел встречаться с Бухариным, последний писал ему письма, где повторял, что считает положение страны очень тяжелым (как будто в правительстве был хоть один человек, который этого не знал), и выражал тревогу по поводу того, что Политбюро не имеет целостного плана действий, а действует эмпирически. А поскольку плана явно не было и у Бухарина, стоит ли удивляться, что предельно занятые члены Политбюро не имели никакого желания собираться и толочь воду в ступе в ходе «всестороннего обсуждения».

Единственную альтернативу политике того времени предложил нарком финансов Фрумкин. Его идеи были просты: открыть базары, повысить цены на хлеб и бороться с кулаком путем повышения налогообложения. Эти взгляды, утверждал Фрумкин, разделяются тысячами коммунистов. Так оно и было на самом деле. Фрумкин просто-напросто сформулировал и озвучил идеи оппозиции, центра и перепуганного чрезвычайными методами партийного «болота», которые другие лидеры, как «коммунисты», стеснялись открыто декларировать. Хорошие идеи. У них был только один недостаток — они гробили на корню всю политику индустриализации в стране. А так очень хорошие идеи. Лет через десять наши западные соседи получили бы превосходные сельскохозяйственные колонии.

Разногласия особенно проявились на июльском Пленуме ЦК. Против Сталина выступили Бухарин, как всегда, кинувшийся в сторону, противоположную своей вчерашней позиции (за год до того он был идеологом «форсированного нажима на кулака»), Рыков, Томский. Столкнувшись с резким отпором, Сталин отказался от установок на форсированную коллективизацию, от чрезвычайных мер. По крайней мере, отказался на словах. Теоретическая установка немногого стоит, а летом еще никто не мог сказать, наступят ли чрезвычайные обстоятельства и в будущем году. Они наступили.

Несмотря на все экономические меры — повышение закупочных цен на хлеб, увеличение потока промышленных товаров, направляемых в деревню, уменьшение экспорта хлеба — хлебозаготовки следующего года столкнулись точно с теми же трудностями. Только теперь сопротивление крестьян стало более организованным. Деревня протестовала и активно, и пассивно — от экономического саботажа до открытых мятежей. Борьба разгоралась. Если в начале 1928 года по 107-й статье было осуждено менее 10 тысяч человек, то через год только на Украине было отдано под суд 33 тысячи, в Поволжье — 17 тысяч.

Все-таки пока что основными мерами воздействия на крестьян были экономические — налоговые, кредитные. Но все экономические меры не могли всерьез затронуть крупных мощных производителей, они, не доходя до их уровня, распылялись и били по слабым середняцким хозяйствам. Борьбу за коллективизацию правительство явно проигрывало.

Сопротивление было не только пассивным, но и активным. Жалея погибших, надо все-таки понимать, что крестьянин того времени был далеко не ягненком. Вспомним классика советской литературы Алексея Толстого, его «Хождение по мукам», энциклопедию гражданской войны. Вспомним Шолохова. Или мало упоминаемый в литературе красный бандитизм, когда те же сибирские крестьяне, вернувшиеся с фронтов гражданской войны, сами собой сбивались в отряды и расправлялись со своими вчерашними противниками — такими же мужиками, вернувшимися домой после службы у белых, или просто богатыми, чьим имуществом можно было попользоваться. С бандитизмом отчасти сумели покончить лишь во второй половине 20-х годов. Такими они были, а не агнцами, покорно идущими на бойню.