Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер - несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Вот что рассказывает о нем единственный мемуарист, писавший на эту тему, бывший чекист Михаил Шрейдер. «По натуре Ягода был невероятно высокомерен и тщеславен… В обращении с подчиненными отличался грубостью, терпеть не мог никаких возражений и далеко не всегда был справедлив, зато обожал подхалимов и любимчиков вроде Фриновского, Погребинского, а позднее — Буланова. С неугодными же работниками Ягода расправлялся круто, засылая их куда-нибудь в глушь, а то и вовсе увольняя из органов. Естественно, что все эти отрицательные стороны характера Ягоды в первые годы его работы в ВЧК — ОГПУ были известны далеко не всем, но после смерти Дзержинского и по мере усугубления болезни Менжинского он все более распоясывался.

Большинству оперативных работников ОГПУ конца 20-х так или иначе становилось известно об устраиваемых на квартире Ягоды шикарных обедах и ужинах, где он, окруженный своими любимчиками, упивался своей всевозрастающей славой… Помню, как 20 декабря 1927 года, когда отмечалось десятилетие ВЧК — ОГПУ, Ягода с группой приближенных наносил эффектные 10―15-минутные визиты в лучшие рестораны, где были устроены торжественные ужины для сотрудников различных управлений и отделов ОГПУ… Апофеозом этих визитов в каждом случае было чтение сотрудником Особого отдела ОГПУ Семеном Арнольдовым плохоньких виршей с неуемным восхвалением Ягоды, где он фигурировал как „великий чекист“. Последнее обстоятельство особенно интересно, потому что тогда даже в отношении Сталина никто таких прилагательных не употреблял».

В то время Ягода еще не был начальником ОГПУ, а всего лишь первым замом при Менжинском (который, правда, практически никогда не покидал своего кабинета). Были у него и соперники. Борьба за кресло Менжинского разгорелась еще при его жизни. Впервые относительно открыто и явственно она проявилась в конце 1929 года. Тогда, во время ожесточенной борьбы с правым уклоном, второй заместитель Менжинского Меер Трилиссер, начальник Иностранного отдела, решил под шумок «подсидеть» своего основного соперника. Сейчас модно представлять противников Ягоды и Ежова, так сказать, «честными» чекистами, выступавшими против «дутых» процессов, и пр. Судите сами, каков был этот «честный» чекист.

Для достижения своих целей он избрал старый проверенный метод — донос. В 1929 году он обвинил Ягоду, что тот пьянствует с секретарем райкома партии, который был правым. Трилиссер явно «шил» сопернику политическое дело. Началась склока.

Действительно, Ягода пил с Борисом Гибером и даже как бы вроде водил с ним дружбу. И все знали, почему. Дело было в том, что Гибер возглавлял райком партии, к которому, как первичная организация, принадлежала Лубянка. По текущим партийным делам все эти всесильные чекисты зависели от маленького партчиновника — секретаря райкома. Неудивительно, что Ягода всячески пытался его задобрить.

Вот как описывает эти события все тот же бесценный свидетель Михаил Шрейдер. «В конце 1928-го или начале 1929 года Московским комитетом партии было вскрыто дело так называемого „беспринципного блока“ в Сокольническом районе, в котором оказались замешаны Ягода, Дерибас и Трилиссер, а также секретарь Сокольнического РК ВКП(б) Гибер, скромный и честный большевик, втянутый ягодинскими холуями Погребинским и Фриновским (оба они в то время были помощниками начальника особого отдела Московского военного округа) в пьяные компании, собиравшиеся на частных квартирах, где, как рассказывали, в присутствии посторонних женщин за блинами и водкой решались важные организационные вопросы, включая расстановку кадров.

Письмо МК партии обсуждалось на партсобрании в ОГПУ. Выступавшие (а их было много) резко критиковали поведение членов райкома и буквально обрушивались на Дерибаса, Погребинского и Фриновского, но никто ни единым словом не обмолвился о Ягоде.

Под давлением партийной общественности Ягода тогда был вынужден убрать из центрального аппарата своих любимцев, Фриновского и Погребинского, и отправил их на периферию полномочными представителями ОГПУ — Фриновского в Азербайджан, а Погребинского в Башкирию».

Из всего этого Трилиссер и состряпал политическое дело. Однако оно было настолько шито белыми нитками, что в результате самого Трилиссера выгнали из органов, отправив на Дальний Восток, — и совершенно справедливо, нечего разводить склоки. Но на его место тут же заступили другие «честные» чекисты, чья честность заключалась лишь в том, что они принадлежали к другой группировке.