Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями]

А ректора вузов? Вузы очень здорово раскрутились за последние десять лет. Школа же все еще – структура нищая. В то же время у нас любят говорить о свободе учительского труда, о независимости, об автономии и др. Но нужно понимать, что эти вещи напрямую и в первую очередь связаны с умением обращаться с собственными ресурсами.

Этап, грубо говоря, конца 70-х – начала 90-х гг., который олицетворяли такие фигуры, как Соловейчик или Асмолов, – чистая «идеология педагогической свободы». Этот этап кончился. Наступил этап не идеологии свободы, а «технологии свободы».

Скажем, у нас в школе внебюджетных денег от родителей в три раза больше, чем бюджетных. И тогда возникает совершенно новая ситуация. Если к нам приходит инспектор РОНО, что для обычной школы является исключительно значимым событием, мы относимся к этому событию гораздо спокойнее. Но если идут жалобы от родителей, что для обычной школы ерунда, для нас это очень важно. Потому что любой учитель прекрасно знает, что в каждом рубле, который он получает, только 25 копеек от Путина, Лужкова или Кезиной, дай Бог им здоровья, а 75 копеек идут непосредственно от родителей.

Меня учителя часто ругают: вы-де, Анатолий Аркадьевич, зачастую не нашу сторону держите, а родителей, а ведь они непрофессионалы. Но простите, вы же не обязаны быть поваром высшей квалификации, чтобы оценить, нравится вам этот бифштекс. И в конце концов, родители – это и есть тот самый запрос общества, о котором мы все время говорим.

На вещи нужно смотреть трезво. Сто лет назад школа была главным поставщиком знаний и культуры. Впрочем, конечно, не на 100 процентов. Лев Толстой, когда был в Европе в 90-е гг. XIX столетия, заметил, что всюду народ по большей части получает образование не в школе, а «на рынках, в мастерских, конторах, кафе, в церкви, семье, на пристанях», причем это отмечалось уже тогда! И все-таки тогда контрольный пакет в 51 процент в социализации ребенка или подростка школа имела. Сейчас совершенно ясно, что ни о каком контрольном пакете речи нет. Школа в лучшем случае имеет пространство в 15 процентов, куда она может вложиться. Все остальное – это телевизор, кино, друзья, компьютеры, интернет, концерты, рок-фестивали, тусовки… У школы в этом вопросе осталось очень мало места.

По-прежнему считать, что если ты учитель, то ты единственный источник и носитель факела знания, – иллюзия. Но я абсолютно уверен, как Руссо, что человек, тем более ребенок, по своей природе склонен учиться и развиваться.

Проблема в том, что нынешние и содержание обучения, и модель школы имеют своим результатом нечто обратное, а именно отчуждение. Вот я на школьном дворе открыл капот в автомобиле, начал ковыряться. Мгновенно прибежали дети – и восьмиклассники, и второклассники: им интересно. Ты им говоришь, вот отсюда бензин идет, здесь зажигание, а вот это свеча.

А что у нас происходит? Детей сажают в класс в затылок друг другу и строгим голосом говорят, что существует 84 разновидности пластинчато-жаберных, которые делятся на 8 подвидов, причем в первом подвиде это чешуепластинчатожаберные, и т. д. Они смотрят на это, недоумевают и записывают в тетрадку. И еще им говорят, если ты не выучишь всех пластинчатожаберных, мы тебя будем карать, и они боятся.

А потом говорят – у российской школы мало денег. Какой нормальный человек за эти издевательства будет платить? Это, конечно, сложная проблема. Бесспорно, среди миллионов российских учителей есть творческие люди – новаторы, таланты. Но по большей части это женщины в среднем 50 или 53 года, которые уже 30 лет преподают пластинчатожаберных. И им нужно, чтобы их оставили в покое с их пластинчатожаберными, они сердятся, что Путин не повысил им на 35 процентов зарплату.

Интересный вопрос: а куда вдруг подевались авторские школы? «Школа Рачевского», «школа Тубельского», «школа Пинского», «школа Караковского», «школа Ямбурга», «школа Сайбединова», другие авторские школы Казани, Красноярска, Новосибирска, Тюмени… Они возникли в конце 70-х, в 80-х и в начале 90-х. По сути – параллельно с движением учителей-новаторов. Или вместе с этим движением. Хотя учителя-новаторы – это, скорее, про методику обучения, про отношения между педагогом и учителем. В манифесте «Педагогика сотрудничества» (он есть в этой книге) – про то, как учить, как поддерживать слабых учеников, как интересно выстраивать процесс в классе. Авторские школы больше про взаимоотношения в коллективе, про смыслы обучения, про атмосферу в образовательном учреждении.