Дмитрий Быков: Быков о Пелевине. Путь вниз. Лекция первая

3 Пелевин, наверное, самый современный писатель, которого вы включили в цикл лекций. Что явилось толчком?

Почему? Не самый современный…

Толчком явился его новый роман. Беда в том, что у нас нет сегодня сколько-нибудь серьезного издания, кроме, может быть, «Новой газеты», где я мог бы на этот роман откликнуться критической рецензией.

Такая рецензия не может быть короткой. Это долгий разговор. Поэтому, не желая писать в малочитаемые толстые журналы, я решил откликнуться вот таким вот образом. Это моя устная рецензия на свежего Пелевина.

И вообще все идет к тому, что самые тонкие и сложные формы литературы, поэзия и критика, перейдут в устную форму. И будут осуществляться вот так. В этом смысле поэт Гугин выработал совершенно правильную стратегию.

4. Так как вы современники с Пелевиным, что бы он, стоя на этой сцене, сказал бы о писателе Быкове?

Я думаю, он бы отозвался в своей манере, сдержанно и округло как-то. Сказал бы что-нибудь уважительно-обидное. Но я знаю, что при этом мы с ним к друг другу относимся хорошо. Мы знакомы. Мы никогда из этого тайны никакой не делали. Но хвастаться личным знакомством с Пелевиным мне совершенно не интересно. Неизвестно вообще, существует ли Пелевин. А тут еще мы хвастаемся, что мы с ним знакомы, это все равно что Малыш хвастается, что он знаком с Карлсоном, но Карлсона никто никогда не видел.

Знаете, когда на крупных конгрессах фантастов, например, на «Страннике», награждали пелевинские тексты, Пелевин никогда не приезжал, но все разбитые бутылки и весь мусор всегда списывали на него. (смех в зале) Говорили: «Это тут Пелевин вчера буянил» – «А где Пелевин?» – «Не знаю, он получил награду и уехал».

Так что он превратился со временем в почти мифологическую фигуру.

5. У меня два вопроса про последний роман. Там был пассаж про новую литературу, и Пелевин говорил как раз, что это будут книги про читателя. И интересно, что у Вас вышла именно такая книга.

Слава богу, я успел с «Кварталом. Я знал, что он это напишет. Ну у него немножко иначе. У него там нет мысли, что это будут книги руководств. Но что читатель становится главным героем, он отследил. Думаю, независимо от «Квартала». Хотя в том, что он прочел «Квартал», я почти убежден. Он, конечно, понял все правильно.

6. У меня сложилось мнение, что в последних романах Пелевина, начиная с«Empire V», » и заканчивая последним, в них он очень активно занимается поиском Бога. И «Любовь к трем Цукербринам» мне показалась аллюзией на Троицу. Как вам кажется, насколько она была удачной?

Не на Троицу, а на «Матрицу». Да нет, ничего подобного. Насчет Бога он абсолютно, по-моему, разобрался. Со слоганом «Солидный Господь для солидных господ», гениальным слоганом из «Generation P».

Мне кажется, что отношение Пелевина к Богу – это тоже очень диверсифицированная, очень сложная тема. БГ когда-то очень хорошо сказал: «Бог – это самое лучшее, что вы можете себе представить».

Мне кажется, у Виктора Олеговича более сложное отношение к этой теме. И для него Бог – это как раз то, что он не может себе представить принципиально. Вот в этом его интерес. Я не знаю, есть ли вообще Бог в пелевинском мире.

7. Кстати, в «Матрице» была Троица.

Я помню, спасибо. Так звали там героиню. Это пришло из известного фильма «Меня все еще зовут». «Матрица» же это мир тотального постмодерна.

Я думаю, что «Любовь к трем Цукербринам» не имеет к этому никакого отношения. И вот я сейчас скажу самую главную вещь на сегодня: легко было бы предположить, что Бог для Пелевина – это избавление от всех иллюзий, но мне кажется, что как раз наоборот. Бог в его мире – это самая сложная иллюзия, к которой он даже не подступается, потому что корни ее где-то очень глубоко, их нельзя вырвать. Иллюзия столь сложная, что ее нельзя описать. Это та рука, которая преподносит огурец. Хорошо я запудрил мозги, но, поверьте, я действительно так думаю.

Бог – это не отказ от иллюзий, а самая сложная иллюзия. Потому что Бог – он через искусство постигается, а не через упрощение, не через отказ, не через рекламу, грубо говоря.

7 . Пелевин во многих своих шутках, образах, аллюзиях требует большого понимания контекста, нужно быть его современником, чтобы угадать вас, например, чтобы знать, о чем идет речь. Яркий пример – одна из лучших шуток «Generetion P» – реклама сигарет «Parlament». Мы знаем 93-й год, а кто-то же не узнает. Понятно, что он будет актуален для поколения 60-х, 70-х, 90-х, а вот через сорок лет он будет хорошим писателем? Потому что вся ткань его повествования требует быть его современником.