Точно так же и здесь. Мне приятно, что в этом романе, в котором много, конечно, лишнего, много матрицы, много многословия и пустоты, в нем опять неожиданно появляется та детская пронзительная грусть, за которую мы любили Пелевина раннего.
Хочется верить, что в новой простоте он обретает новую серьезность. Что период цинизма, период ежегодных романов для «Эксмо», период вампиризма закончился. А начался опять период пластиковых зверей.
Чем черт не шутит… Поколение 1962 года еще не сказало своего последнего слова и, пройдя через искушение сентиментальностью, а потом через искушение цинизмом, может быть, оно вдруг попытается нарисовать свою утопию – пусть косолапую, неуклюжую, неправильную, но все-таки утопию.
В конце концов, всем им всего лишь чуть за пятьдесят.
Я не сказал об очень многом, мне надо оставить что-то на вторую лекцию, например, о структуре пелевинских романов, где всегда есть диалог гуру и ученика, вообще о структурных особенностях, об инвариантах пелевинских сюжетов – обо всем этом я пока не поговорил, но меня интересует именно эволюция человека, который прошел через большое зло и начинает робко, делая первые шаги, отыскивать слюнявое, смешное добро. Может быть, в этом есть какая-то надежда.
1. По теории цикличности – чья инкарнация Пелевин и какой будет его собственная реинкарнация в будущем?
Очень хороший вопрос. Но, видите, в русском Серебряном веке такая фигура могла бы быть, должна была быть и не успела осуществиться. Я думаю, что это Скалдин, автор нескольких эзотерических, сатирических романов. Просто Скалдин не успел написать этого как следует, мы же знаем, что в прозе Серебряного века почти все плохо – в поэзии хорошо. А вот советский Серебряный век – там была так себе поэзия, но очень могучая проза: Трифонов, Аксенов, Стругацкие.
Я думаю как раз, что Пелевин – инкарнация кого-то из фантастов 1910-х, рано погибших в 1920-е. Скалдин и внешне очень похож, кстати.
2. Вы смотрели документальный фильм Караджева «Писатель "П". Попытка идентификации»?
Смотрел. Я вообще смотрел много о нем документальных фильмов. Читал документальную книгу о нем «Пелевин и поколение пустоты», где присутствуют какие-то на меня ссылки.
Все это производит смешное впечатление, все это как раз забалтывание пустоты. Все разговоры о том, что Пелевин закрытый писатель, – они гроша ломаного не стоят. Пелевин – самый открытый писатель в России. Он все о себе написал.
Другой вопрос, что тайные пружины его эволюции неочевидны. Действительно, в какой-то момент Пелевин понял, что всерьез заниматься литературой не стоит, а можно имитировать это дело, все равно тебя будет обслуживать секта пелевенитов, и если ты напишешь плохо, то критические отзывы всегда можно списать на зависть и непонимание, а если ты напишешь хорошо – ну, значит, тебе повезло.
И пошла вот эта череда: «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана», «Ананасная вода для прекрасной дамы» – чрезвычайно вторичные тексты, недостойные прежнего Пелевина. «Твой муж был похож на бога, но стал похожим на тень, теперь он просто не может того, что раньше ему было лень», как пел БГ. Но это тоже очень показательная эволюция.
Это лишний раз доказывает, что когда писатель не вдохновляется ничем серьезным, а хочет просто потроллить читателя, – это и останется таким, даже, в общем, не очень тонким троллингом. Хотя там были очень удачные места, но в целом ощущение гнетущего повтора и скуки, и даже какой-то неловкости и сопровождало это все.
Ну как можно всерьез читать рассказ «Некромент» про лежачего полицейского? Все равно какое-то чувство неловкости. И от «Цукербринов» тоже чувство неловкости, потому что там использован любимый пелевинский прием, – он и путинский, кстати говоря, – это когда ты делаешь гадость и открыто об этом говоришь. И получается, что как бы уже и хорошо.
Когда ты пишешь матрицу и все время добавляешь: «Это было уже в матрице». Совсем как Путин в своем сегодняшнем выступлении: «Такое ощущение, что я должен просто иногда улыбаться, а иногда хмурить бровь, как бы говоря, что мы не уступим». Замечательное самоописание! Жаль только, что он вот так хочет понравиться именно западным инвесторам, потому что от западных инвесторов что-то зависит, а нам нравиться уже не обязательно, от нас не зависит ничего.
Вот и Пелевин – такое было ощущение, что он расхотел нравиться читателю. А просто так бросал ему через плечо какие-то объедки. Но в последнем тексте появилась прежняя нотка печального добра. Потому что по природе своей Пелевин хорош. И он настолько откровенный, настолько понятный писатель… Мне, например, подробности его личной жизни совершенно не интересны. Я из «Синего фонаря» знаю про него все.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу