Кнут Гамсун - О духовной жизни современной Америки

Днем в американском городе кипит на улицах беспокойная, лихорадочная жизнь. Коммерсанты торопливо снуют из дома в банк, из банка — к оптовикам, оттуда — к себе в магазин, к своим клиентам. По улицам катят пустые конки, запряженные мулами с натруженными ногами. Дамы заседают на своих «съездах», дискутируя об изменении статуса Дакоты, отныне становящейся штатом. Подающий надежды отпрыск добропорядочного семейства отправляется в «Атенеум» — читать отчеты о патентах. Газетные репортеры торчат на уличных перекрестках навострив уши: ждут, не случится ли где пожар или драка, чтобы тиснуть об этих событиях заметку в утренний выпуск. А профессиональные щеголи и хлыщи, «дьюден», как называют их американцы, оснащенные тростью с золотым набалдашником, сидят в каком-нибудь уютном притоне и, сбросив пиджаки, режутся в карты с приезжим фермером, которого непременно обчистят.

Ближе к вечеру улица меняет облик: в шесть часов весь город выходит на прогулку. Все дети человеческие, какие только есть в городе, выползают на улицу, банки закрывают, также и «Атенеум» запирает свои сокровища до другого дня. А дамы прогуливаются по городу и вертят своими турнюрами так, как только можно вертеть турнюрами, а хлыщи к этому часу уже успели обчистить простофилю фермера так, как только мыслимо обчистить фермера. Мулы с натруженными ногами волокут по улицам переполненные конки; в пивные устремляются немцы всех мастей, алчущие возлияний; фабрики запирают свои огромные, обитые железом ворота, и толпы черных от пыли рабочих, с покоробленными железными ведрами в руках, сворачивают в соседние переулки. Мальчишка — разносчик газет — истошно вопит, что в Канзас-Сити произошло самое интересное в мире убийство! Вот тут и настает для щеголя час великих деяний, которого он дожидался весь день: первое же шелковое платье, какое покажется на Николлет-авеню, приводит его в восторг. Глазеть, прогуливаясь, на какое-нибудь пальто новейшего фасона, громогласно рассуждать о последнем боксерском матче, где одному из боксеров разбили нос, наперебой сыпать жаргонными остротами, цинично судачить о несчастных грешницах, обитающих в задних комнатах, — вот и все его интересы. Среди этих хлыщей попадаются способные миловидные молодые люди, хитрые янки с быстрым умом, американцы с ирландской кровью в жилах, красавчики, днем проводящие время в шикарных ресторанах, а по ночам засыпающие на каком-нибудь стуле в пивной, вроде бы конченые люди и одновременно — джентльмены, мужчины-содержанки, теплыми вечерами поджидающие барышень у церкви и получающие два доллара звонкой монетой за помощь ближним во всяких телесных муках…

Самое сильное впечатление от уличной жизни в Америке — это всегдашняя и всеобщая духовная безучастность. Атмосфера густой бездуховности, в которой живут янки, попросту предназначена рождать хлыщей с ленивыми мозгами. В витринах не увидишь ни предметов искусства, ни книг, разве что там, где торгуют сигарами, можно вдоволь насмотреться на резные фигурки индейцев. Если по тротуару прогуливается какой-нибудь господин или дама, читая на ходу последний выпуск газеты, то можно не сомневаться, что читают они исключительно сообщения про убийства и несчастные случаи. А если увидите жениха и невесту, оживленно беседующих, как надо полагать, о своих сердечных делах, то окажется, что они толкуют между собой про коммерцию или, может, еще про погоду. В то же время все прохожие бдительно следят за малейшими отклонениями от порядка: то заметят пьяную женщину, то увидят переполненный трамвай, даже человек в очках способен привлечь их внимание.

Как-то раз на площади у «Банка-Скандиа» собралось около четырехсот человек. Что же делали здесь все эти люди? Они глазели на воз с камнями, застрявший на трамвайных рельсах. Во всех окрестных домах в каждом окне виднелось несколько лиц, молодых и старых вперемежку, и все зеваки напряженно пялились на чудо, а с прилегающих улиц уже мчались во всю прыть другие люди, даже старухи и те бегом бежали сюда, чтобы полюбоваться на этот воз с камнями. Ничего подобного я не видал ни в какой другой стране: толпа стояла и пялилась на воз с камнями так, словно перед ней разыгрывалась драма всемирного значения. Чернь, скажет читатель, плебс! Не в том дело. Одно слово — американцы! Среди них были знатные люди города, дамы, заседающие в конгрессах, что называется, чистая публика. А по сути — чернь, разодетая в меха, дамы в богатых нарядах, чернь, разодетая в шелка, короче — плебс, у которого достало средств заполучить и водрузить к себе на грудь бляху респектабельного общества «Одд Феллоуз», плебс с золотыми зубами, где золота — самое меньшее долларов на двадцать. Словом, американцы.