Кнут Гамсун: О духовной жизни современной Америки

Правдивость — не двусторонность и не объективность, правдивость — это бескорыстная субъективность.

Настоящая книга представляет собой расширенный свод лекций, которые я прочитал минувшей зимой в Копенгагенском Студенческом обществе.

Кнут Гамсун. Копенгаген, апрель 1889 г.

Первое, что в Америке обрушивается на уставшего от долгого пути чужестранца, повергая его в растерянность, — это, конечно, великий шум, суета, торопливость всех и вся на улицах, рискованная, лихорадочная гонка решительно во всем и повсюду. А если вдобавок чужестранец высадится в Нью-Йорке летом, то еще и удивится несколько при виде того, как мужчины без сюртука и жилета, с помочами поверх рубашки прогуливаются по улицам под ручку с дамами, одетыми в шелковые платья. Непривычность и раскованность, какая-то стремительность ощущается в этих нравах. И это ощущение стремительности не убывает по мере того, как чужестранец едет дальше на Запад. Повсюду все та же вдохновенная спешка, тот же грохот парового молота, то же шумное движение во всем происходящем вокруг. Америка — страна пионеров в своем становлении. Новый мир, где люди только готовятся жить. Такая беготня, такая суета обычно сопутствует переселенцам, и всякий здешний день — переселенческий день. Этот шум, этот гам вполне естественны для людей, лишь наполовину обосновавшихся в своей стране и по-прежнему суетящихся в поисках постоянного приюта для себя и своей семьи, но именно этот шум, этот гам воспет нашими газетами, ораторами и поэтами как некий плод республиканской свободы. Да и сами американцы тоже совершенно убеждены в том, что вся эта суета, весь этот расход энергии и бесконечное снование взад-вперед есть свойство, привнесенное в американский национальный характер самой свободой. Только не вздумайте спорить! Такова воспитующая сила свободы! Всего за какие-нибудь два столетия Америка сделала людей из худшего европейского отребья — сбежавшихся со всех концов света бездельников превратила в полноценных работников; сколько удивительных историй выслушали мы про таких, которые дома у себя еле переставляли ноги в своих деревянных башмаках, а там только что не летали по воздуху, так легки стали они на подъем, и все это будто бы заслуга свободных республиканских порядков! Не смейте усомниться — такова воспитующая сила свободы! Но такое объяснение быстрого перевоплощения эмигрантов все же покажется опытному человеку чересчур идеальным, истинная причина много проще, имя ей — материальная необходимость. Та же самая семья, которая у нас могла прожить всего на две кроны в день, здесь, в Америке, тратит ежедневно полтора доллара, и большинство переселенцев вынуждены предпринимать множество самых разнообразных усилий, чтобы добыть эти полтора доллара — ради этого приходится изрядно побегать. Вдобавок в Америке они оказываются в чужой стране, которая, сколько бы они там ни жили, остается для них чужой страной. Весь американский жизненный уклад настолько отличен от того, к чему эмигрант привык у себя на родине, что никогда до конца не войдет в его плоть и кровь — эмигрант всегда будет чувствовать себя чужестранцем. Это-то и нервирует переселенцев и заставляет их торопиться. Они снуют взад и вперед в состоянии непреходящего испуга, подавленные непривычными здешними условиями, в изумлении от всего нового, в смятении от всего чужого. Они входят в раж всякий раз, как им потребуется купить новую пару ботинок, и горюют, что недостаточно владеют английским, чтобы торговаться. У них начинается сердцебиение при одном только виде желтой бумажки, присланной городским казначеем, и они тут же во весь опор бегут платить налоги. Они лишились покоя, но зато сделались деятельными людьми, стали вдруг необычайно легки на подъем. Пребывание в Америке и впрямь действенное стимулирующее средство, руки и головы приезжих начинают лихорадочно работать, но деятельными и легкими на подъем люди становятся с той самой первой минуты, как только ступят на американскую землю и столкнутся с необходимостью заработать себе на первый обед — задолго до того, как успеют соприкоснуться с политической свободой республики.

Второе, что поражает чужестранца, как только он начнет различать какие-то детали в обступившей его шумной жизни, — это редкостный патриотизм американцев.